Эдвард Ли - Готика Белого Отребья

Машинально он открыл коробку, посмотрел на стопку бумаги и помочился себе в штаны.

Внутри не было пустых страниц. Вместо этого там лежало, по меньшей мере, 400 отпечатанных на машинке листов, через два интервала .

Несмотря на мокрое пятно, он быстро отнес еe и туалетную бумагу обратно в свою комнату.

Заголовок на первой странице гласил:

ГОТИКA БЕЛОГО ОТРЕБЬЯ - стр. 2

Затем он пролистал всю стопку, чтобы убедиться, что каждая страница заполнена печатным текстом.

- Да ты издеваешься надо мной! - проревел он в трубку.

- Не утруждай себя чтением, - сказал двойник. Он или оно что-то ест? - Ты говённый редактор и корректор. Просто пошли книгу по почте и получи остальные два миллиона.

- Я не верю тебе! Я не собираюсь сдавать то, чего не писал! Это, наверно, чушь полная, а не книга!

- Хорошо. Тогда прочти её. Но ты зря потратишь время, и поверь мне, оно уже почти на исходе.

Не могу поверить, что веду этот нелепый разговор, - раздраженно подумал Писатель. Но… он прочёл несколько строк в середине рукописи.

- Чувак, а она, похоже, хороша…

- О, я только что так и хотел сказать, - сказал двойник в трубку телефона. – Кстати, вчера вечером в морге ты был крут. Браво!

- Был крут?

Его близнец рассмеялся.

- Когда ты тарабанил поджаренную нарколыгу. Тупица.

- Я был без сознания и действовал против своей воли!

- Конечно, конечно. Мама с папой гордились бы тобой, - и “призрак” громко рассмеялся.

Этот комментарий не понравился Писателю.

- Да я даже не помню своих родителей!

- Вспомнишь, будь уверен. Они были прекрасными людьми. Мы не могли бы просить лучших родителей и лучшего воспитания.

Теперь Писатель чувствовал себя обманутым. Он совершенно ничего не помнил о своём воспитании. Грабёж какой-то, - подумал он. Всё, что говорил ему двойник, казалось конфиденциальной информацией, от которой он, Писатель, был изолирован.

- Ты, по-видимому, много знаешь. Что ещё ты можешь рассказать?

- Сейчас не очень много. Но, вот что я могу тебе рассказать. Хочешь, я скажу тебе, кто выиграл соревнования по Пиздо-Ударной Борьбe?

- Мне плевать, кто выиграл этот грёбаный конкурс!

- И я могу с уверенностью сказать тебе, чтобы ты хорошо помнил все, что рассказал тебе старый мертвец в Бэктауне.

Сознание Писателя, казалось, поплыло.

- Септимус Говард? Но, он не умер.

- Теперь уже да. Ты же слышал сирены, не так ли? А, ебись оно. Ну, вот видишь, во всяком случае, я уже тебе кое-что да рассказал.

Вероятно, это не ложь, - предположил Писатель.

- Бедный старик. Какая у него была жизнь! Быть неизвестным сыном Г.Ф. Лавкрафта. Ему, должно быть, было почти девяносто. От чего он умер? Oт сердца? Инсульта?

- Да, сердце. Он умер от страха.

- От страха? Что его так напугало?

- Всему своё время, брат. После этого бедняга был… а, ладно, не бери в голову.

- Что после этого?

- Извини, - сказал близнец. - Пока на этом всё, мне пора…

- Нет! Подожди!

- Да, и не заставляй своего гостя ждать. Это невежливо.

Писатель нахмурился.

- Какой ещё гость. Я здесь один .

Телефон отключился, и тут же кто-то постучал в дверь.

Во имя всего Святого, в ТАКОЙ-ТО час? - Писатель не был счастлив, несмотря на то, что сегодня стал миллионером. Всё ещё в мокрых штанах он открыл дверь.

- Да?

Напротив стояла слегка полноватая, но необыкновенно привлекательная женщина лет двадцати с небольшим. Большие ярко-карие глаза затрепетали, а большие крепкие груди с темными, как у кошки, сосками смотрели на него сквозь прозрачную ночную рубашку. Взъерошенные каштановые волосы обрамляли веселое, соблазнительное лицо.

- Привет, меня зовут Джули, и я ужасно извиняюсь, что беспокою вас, но видите ли, я останавливаюсь в этом отеле иногда по делам, а в прошлом месяце я снимала эту комнату на неделю и забыла в шкафу ужасно важную вещь. Вы не против, если я…

- Пожалуйста, заходите, смотрите, - сказал Писатель, отступив на шаг.

Он не производил инвентаризацию содержимого в шкафу (фактически он и вещи свои ещё не распаковывал), однако её просьба казалась вполне безобидной. Он смотрел на её фигуру в ночнушке, когда она подошла к открытому шкафу, встала на цыпочки, протянула руку и радостно завизжала:

- Вот он, там, где я его и оставила!

Она взяла что-то с верхней полки.

Писатель не обратил на это особого внимания, потому что его внимание было приковано к крошечной татуировке у неё на бедре, которая гласила:

ТОЛСТОЛОБ ПОЙМАЕТ ТЕБЯ.

ЕСЛИ ТЫ НЕ БУДЕШЬ ОСТОРОЖЕН!

- Мисс, если позволите, что означает ваша татуировка?

Она повернулась, приняв восхитительную позу.

- Что? А, Джори? Просто бывший парень. К сожалению, оказался подонком.

Зрение Писателя изменилось, он моргнул и посмотрел снова. Татуировки, которую он видел до этого, не было. Tеперь там было:

ДЖУЛИ И ДЖОРИ НАВСИГДА!

внутри грубой формы сердца.

Он не стал говорить ей о грамматической ошибке.

Странно, - подумал он. - Слишком много пива и стрессa за один день, - решил он.

- О, я понимаю, - пробормотал он и почувствовал укол удивления, когда увидел, что она достала из шкафа. Это была коробка, как и несколько виденных им раньше, и на ней было написано: СИСТЕМА ХРАНЕНИЯ ПРОДУКТОВ “THERM-O-FRESH”.

- Я забыла ее здесь в прошлый раз. Bы - мой спаситель, - сказала она, и вдруг поцеловала его в губы. - Большое вам спасибо!

- К вашим услугам…

Она направилась к двери, но остановилась, повернулась и медленно подошла к окну и заглянула сквозь занавески.

- Это хороший номер, тихий и уютный, но…

- Действительно, - заметил он. - Вид оставляет желать лучшего.

- Клянусь, я видела огни там ночью. Неужели вы никогда не видите никаких огней?

Писатель нахмурился, услышав грамматическую катастрофу вопроса.

- Огни? Нет, боюсь, что нет. Какие ог...?

- Единственное, что мне не нравится в этой комнате, так это чёртово окно. Иногда я просыпалась поздно ночью и смотрeла в него. И я видела…

- Что?

- Ладно, неважно, что я видела, - и она бросилась - словно внезапно отвлекшись - к передней стене. - A вот и мои сладенькие!

Странность этой последней встречи не произвела на Писателя никакого впечатления. Вместо этого его взгляд был прикован к телу Джули, чей силуэт теперь был отчетливо виден по тому, как она стояла между ним и ночником. Потрясающая грудь, прекрасные бёдра и пышный пучок лобковых волос.

Но… что она делает?

Она наклонилась, разглядывая что-то на стене, пятно от воды или что-то в этом роде. Потом, словно в замедленной съёмке, она поцеловала указательный палец и прижала его к пятну.

Это пиздец, - подумал Писатель. Прежде чем он успел спросить, зачем она сделала такой странный жест, она объявила: