Дмитрий Ахметшин - Дневник запертого в квартире, или Сердца Под Октябрьским Дождём [СИ]

Всё же.

Нашёл в чайнике дохлых жуков. Вылил. Ретировался в комнату, как кот породистых кровей, лоток которого населили мыши. Вообще-то, я чувствую себя всё лучше. Пусть я и динозавр для этой новой жизни, но я постараюсь учесть ошибки своих предков и не истреблять всё подряд.

Кажется, снова начинаю изгибать себя и корёжить, зажатый между мёртвым и живым, прокладываю робкую цепочку следов между скалой и пропастью. Быть может, всё не так трагично, но теперь я не решусь идти войной ни на то, ни на другое. ПРАВИЛА — вот то, что меня спасёт. Нужно установить правила. Составить их свод, записать, развесить везде и никогда не нарушать. Только так я смогу остаться в живых… и посмотреть, что будет дальше.

Да, сегодня я заметил в одном из мёртвых горшков, которые составил с подоконника на пол, чтобы они не мозолили глаза, признаки жизни. Рядом со стволом гибискуса пророс иссиня-зеленый мох. Крошечные листочки, похожие на листья клевера. Я принёс в банке воды и сдобрил землю во всех горшках.

Насекомые появляются отовсюду. Из картофельной кожуры недельной давности, из огрызков яблок, из банки с мукой, неосмотрительно оставленной на столе. Наверное, мне стоит сжигать отходы, хотя я не уверен, что это поможет. Замедлит процесс — возможно, но не остановит.

Удаляюсь на покой в свою пустыню, оставляя эволюцию за старшую.

P.S. Заметил на сестричке нескольких насекомых. Дверной глазок по-прежнему следит за мной (не могу понять, что там, за ним; уж точно не парадная). Возможно ли, что это ОНА стала прародительницей жизни на моей кухне? Живое всегда происходит из мёртвого. Лесное пепелище через несколько лет можно просто не узнать. На кладбище растут самые красивые лютики…

В гостиной второго этажа шумно, как всегда по вечерам, но Юра сумел избежать любопытных взглядов. Или думал, что сумел (его могли предпочесть не заметить).

Он поднялся на третий этаж. Здесь мало кто обитал, коридор был пуст и тёмен. Картины с чёрно-белыми репродукциями висели не так часто как внизу. Примерно на середине коридора Юра чуть не наступил на игрушечную машинку. Он не мог вспомнить, у кого из местных обитателей могли быть дети. Виль Сергеевич жил в дальней от лестницы комнате за номером «39». Стуча в дверь, Юра подумал: «Что это? Начало конца?» Все семь лет, что они были женаты, Алёна жила у него как китайская ваза у искушённого ценителя эпохи Мин, который теперь, разочаровавшись в жизни и искусстве, впервые попытался поставить в неё цветы.

Он годами задавал себе вопрос, отчего портятся отношения между мужчиной и женщиной, отношения, со стороны казавшиеся идеальными, и только теперь понял: у них с Алёной они с самого начала должны были быть нежизнеспособными. Идущий впереди не торопится оглянуться, а тот, что сзади, начинает выбиваться из сил и уставать. Как в «Большой прогулке» Стивена Кинга.

Никто не открыл, и Юра спустился на первый этаж, где спросил у мальчишки в смешной красной фуражке с логотипом «Дилижанса», не видел ли тот престарелого детектива.

— Господин Перепёлов ещё не возвращался, — ответил Лев. Он тёр глаза и, видно, очень хотел спать, но при виде Юры мобилизовал себя, с настороженностью разглядывая мокрый воротник рубашки и грязную шею.

— В той толстой книжице у вас должен быть записан его телефон, — Юра показал на журнал, на котором были разложены рекламные брошюры фирмы «Звезда»: мальчишка увлекался моделированием. — Потому что мой спрашивали и записали именно туда, в четвёртый столбец слева. Не мог бы ты мне его продиктовать?

Лев посмотрел на него с опаской.

— Простите, но личные данные постояльцев не подлежат разглашению.

Юра подавил приступ паники. Неужели детектив не выбрался? Быть может, стоит позвонить в полицию ещё раз и рассказать, как всё было? Почему-то Юре этого отчаянно не хотелось. Они начнут задавать вопросы. Что в его ситуации можно ответить на вопрос: «Зачем вы приехали в Кунгельв?» И потом, его род занятий. Учитель, пребывающий в начале учебного года за три сотни километров от собственного класса, непременно вызовет подозрения… пусть даже он и не сделал ничего плохого. Юра привык доверять собственной интуиции. Он подался вперёд и попытался изобразить на лице улыбку.

— Брось, я же просто школьный преподаватель. И даже не очень строгий. Школу ты уже наверняка закончил, так что тебе нет нужды меня опасаться. Я просто хочу получить телефон друга, чтобы выяснить, где он пропадает так поздно, да ещё в такую погоду. Ты же видел, как мы вместе завтракали, правда?

Поколебавшись, Лев раскрыл журнал и продиктовал номер. Юра воспользовался служебным телефоном. На том конце провода были короткие гудки. Он сбросил звонок, набрал «0» и, поколебавшись, с грохотом положил трубку на рычаг. Лев наблюдал за ним почти с суеверным ужасом. Юра сделал рукой знак — мол, всё нормально. Он не был джедаем, поэтому тревога в глазах паренька только увеличилась.

Юра был полон противоречивых чувств. Ему внезапно вспомнился страх детства, который очень органично вписался в его теперешнее состояние. Он один дома, на улице январь, на градуснике минус двадцать пять. Стремительно темнеет, а мамы всё нет. И вот уже девять часов. Маленький Юрик ходит по дому как оглушённый. Прислушивается к ворчанию мусоропровода, плачет в одеяло и думает, что мама никогда больше не придёт.

О том, чтобы идти в ночь на поиски детектива не могло быть и речи, поэтому Хорь, чтобы хоть чем-то себя занять, решил набить желудок.

— Сегодня у нас три вида пасты на выбор, — ответил мальчишка-портье на вопрос Юры. — Какую предпочтёте? Я попрошу, чтобы накрыли на двоих.

— Не торопись. Сначала переоденусь и… приведу жену, — Хорь выдавил кривую улыбку. — По крайней мере, попробую. Она немного не в настроении сегодня.

Лев кусал нижнюю губу, набираясь храбрости, а потом облокотился на стойку и спросил вполголоса:

— Слышал, её возили сегодня к врачу. Это правда? Как она?

— Не лезь не в своё дело, — рявкнул Юра и отошёл.

Он действительно хотел помириться с женой, но когда звук шагов утонул в ковровой дорожке, остановился, глядя на дверь своего номера. Его глаза сузились, пытаясь компенсировать недостающие диоптрии. Дужки очков натирали за ушами. Блеск металла? На миг его воспалённым, перенапряжённым глазам привиделась цепь, продетая через старые скобы на дверном полотне и через ручку, уходящая куда-то к потолку и стенам. Будто кто-то замуровал Алёну как опасного преступника.

В гостиной на него по-прежнему не обращали внимания. Голоса и весёлый смех, доносящиеся оттуда, казались фальшивыми и записанными на плёнку.

Здесь всё пропитано фальшью, — подумал Юрий.