Даниэль Вега - Населенный призраками [litres]

– Этот парень, – настойчиво повторила она. – Такое впечатление, что он разговаривал с кем-то еще. Он сказал, что она им никогда не нравилась, и назвал ее Сэгги Мэгги.

– Я ничего такого не слышал, клянусь.

Кожа Хендрикс гудела. Она начала отступать к лестнице.

– Давай уже выбираться отсюда.

Эдди слегка нахмурился.

– Чтобы ритуал сработал, мы должны провести его трижды.

Хендрикс издала звук – нечто среднее между фуканьем и фырканьем – и нащупала перила за спиной.

– Я не хочу оставаться, чтобы он застал меня, когда вернется.

– Тогда останусь я. – Эдди произнес это так быстро, так легко, что Хендрикс на секунду подумала, что ослышалась.

– Ты останешься? – повторила она.

– Я не покину этот дом, пока не узнаю наверняка, что ты… что здесь безопасно. – Эдди стянул с себя куртку и опустился на землю. – Тебе не нужно оставаться, если не хочешь, но я никуда не пойду.

Между ними повисла натянутая тишина.

Хендрикс прикусила губу. Она что, действительно оставит его здесь на всю ночь в одиночестве? Его младшая сестренка умерла в этой комнате. Его брат покончил жизнь самоубийством в комнате прямо над ними.

Эдди подтянул колени к груди. Судя по напряженному выражению его лица, Хендрикс догадывалась, что он думает о том же самом. Уйти прямо сейчас было бы жестоко.

Девушка уселась рядом с ним на землю, прижимая колени к груди, неосознанно имитируя его позу. Она обнаружила, что ее взгляд устремлен в дальний угол погреба, где – она была уверена в этом – она видела призрак парня, стоявшего в темноте. Там никого не было. По крайней мере, сейчас.

– Ладно, – наконец сказала она. – Давай попробуем еще.

Они полностью повторили ритуал еще дважды, но призраки больше не появлялись. Хендрикс все еще не была уверена, что они исчезли окончательно, поэтому они с Эдди уселись на полу, направив луч фонарика в потолок. Они ждали.

После нескольких минут молчания Хендрикс схватила бутылку, в которой осталось еще немного вина, и сделала глоток. Она поморщилась – ей никогда не нравился вкус вина, поэтому она обычно разбавляла его газированной водой – и передала бутылку Эдди.

– Спасибо, – пробормотал он, отпив немного.

– Не понимаю, почему все ополчились на тебя, – сказала она через мгновение. – Я имею в виду, я знаю, что твой брат… что он якобы…

Она замолчала, чтобы не пришлось произносить это слово вслух. Убийца .

– Я не думаю, что это из-за Кайла, – сказал Эдди. – То есть это, конечно, хорошее оправдание, но не настоящая причина, по которой местные ненавидят мою семью.

Хендрикс прислонила голову к стене.

– Тогда почему?

– Всегда можно найти повод. – Он пожал плечами. – Над моей мамой в старшей школе издевались все кому не лень, а у папы ни дня не проходило без драки. – Эдди заколебался, сжав губы, словно собирался сказать что-то еще, а затем передумал. – Мы с Кайлом в основном тусовались друг с другом, – закончил он.

– Кайл и Эдди, – как будто размышляя вслух, пробормотала Хендрикс.

– Сокращено от Эдуардо, – объяснил Эдди.

– Немного странно, тебе не кажется?

– Что ты имеешь в виду?

– Просто люди обычно называют своих детей именами, которые сочетаются. Как я и мой младший брат, мы Хендрикс и Брейди. Вместе они классно звучат.

– Хендрикс и Брейди звучит как название магазина, в котором продаются наборы для макраме и вышивания крестиком.

Хендрикс стукнула его по руке, и он тихо усмехнулся.

– Ты знаешь, что я имею в виду, – продолжила она. – Кайл и Эдуардо не сочетаются.

Эдди замолчал на какое-то время. Хендрикс заметила, что он делал это каждый раз перед тем, как рассказать что-то личное о себе, словно взвешивая свое решение. Через минуту он заговорил с тяжелым вздохом.

– Нас назвали в честь наших дедов, – признался он. – Отцом моей мамы был Кайл Беккер из Коннектикута. Отца папы звали Эдуардо Руис. Он из Аргентины. У родителей и правда был пунктик насчет имен родственников.

– А твоя младшая сестра?

– Марибет назвали в честь маминой мамы. Знаешь, они подумывали завести еще одного ребенка, чтобы, скажем так, замкнуть круг и назвать следующую дочь Валентиной в честь мамы моего отца. Это была наша семейная шутка, когда мы были маленькими. Мама всегда говорила что-то вроде: «Когда родится Валентина, вы, мальчики, должны будете жить в одной комнате», или, если Марибет вырастала из платья, мама откладывала это «для Валентины». Хотя после того, что случилось, она перестала упоминать Валентину.

Хендрикс сомневалась, задавать ли следующий вопрос. Прежде она не была знакома с кем-то, кто пережил такую потерю. Но Эдди, казалось, был не прочь поговорить об этом, поэтому тихим голосом она спросила:

– Ты скучаешь по ней?

Он кивнул.

– И знаешь, что самое странное? Я скучаю по ним обеим. По Марибет и Валентине, хотя Валентина никогда не была настоящей. Как будто какое-то время у нас была эта большая семья, а потом умерла Марибет, Кайл покончил с собой, и все перестали говорить о Валентине. И сейчас остались только я и мои родители.

– Какая она была? Я имею в виду Марибет.

Даже в темноте Хендрикс увидела, как изменилось лицо Эдди. Как будто все напряжение исчезло и он стал выглядеть моложе.

– Марибет отличалась от всех нас. Ей удалось очаровать всех сухоньких старушек в церковном приходе. Она произносила слова неправильно. Типа, она говорила «смагетти» вместо «спагетти». И «бода» вместо «вода». Клянусь, она делала это нарочно, потому что так она казалась еще младше и люди давали ей все, что она хотела. – Он улыбнулся, в уголках глаз образовались морщинки. – Маленькая мошенница.

Его улыбка увяла так быстро, что Хендрикс даже подумала, что она ей почудилась.

– Мне так жаль, – поспешно сказала она. – Извини, я, наверное, не должна была расспрашивать обо всем этом.

– Не извиняйся, – ответил Эдди. – Я раньше никогда ни с кем не говорил об этом. И на самом деле это даже приятно – произнести все это вслух.

Его темные глаза встретились с ее глазами, когда он добавил:

– Не знаю. Может, это все кажется тебе слишком запутанным.

Он с трудом сглотнул, и Хендрикс внезапно ощутила желание коснуться его плеча или сжать его руку. И она, возможно, так и сделала бы, если бы не вспомнила о своем школьном консультанте в Филадельфии, как та, изображая сочувствие, наклонила голову и поджала губы после того, как Хендрикс рассказала ей, что произошло. Честно говоря, от этого Хендрикс всегда начинало подташнивать. Она ненавидела поддельное сочувствие.

Хендрикс все еще думала о своем психотерапевте, когда произнесла:

– Это не кажется мне запутанным. Я, видишь ли, знаю, каково это.