Ричард Чизмар - Гвенди и ее волшебное перышко [litres]

И только следующим утром, когда доктор Челано сообщил им чудесную новость, Гвенди перестала переживать из-за своего решения. Как можно было теперь сомневаться? Даже если какие-то сомнения и оставались – а они все-таки оставались, – после танца родителей в ресторане, когда папа с таким изяществом изобразил танцора танго и нежно поцеловал маму, а у той стало такое мечтательное лицо, они развеялись окончательно. Гвенди знала, что эти мгновения – медленный танец родителей и их радостный смех – запомнятся ей на всю жизнь (сколько бы она ни продлилась).

На входе в подъезд Гвенди встречает соседку из квартиры напротив, бодро здоровается и бежит вверх по лестнице, ощущая невероятную легкость в ногах. Достает из кармана ключи и мобильный телефон. Уже собирается открыть дверь, но вдруг замечает, что на телефоне мигает сигнал голосовой почты.

– Нет, нет, нет, – говорит она, сообразив, что забыла включить звук на телефоне. Она нажимает кнопку воспроизведения голосовых сообщений и подносит телефон к уху.

– Привет, милая, я сам не верю, что дозвонился! Не мог пробиться несколько дней! Я ужасно соскучился, и…

Сообщение обрывается на полуслове.

Гвенди смотрит на телефон, широко раскрыв глаза.

– Ну, давай же… давай… – Она жмет кнопки, проверяет, нет ли других сообщений. Их нет. Сообщение только одно. Она нажимает кнопку повтора и стоит на площадке перед дверью в квартиру, слушая голос Райана. Четыре секунды. Снова и снова.

Гвенди по-турецки сидит на кровати – на мокрых волосах накручен тюрбан из полотенца – и нажимает кнопку «ОТПРАВИТЬ», отсылая письмо, которое только что написала. Потом отключает модем и закрывает ноутбук. Озабоченно хмурясь, встает с кровати и начинает одеваться. Она уже зашнуровывает ботинки, и тут звонит телефон.

– Алло? – говорит Гвенди, стараясь не слишком себя обнадеживать.

– Гвенди, это Патси Фоллетт. Есть минутка поговорить?

– Патси! – Гвенди искренне рада услышать подругу. – Я только что отослала вам письмо.

– А я только что прочитала его и решила, что проще будет позвонить.

– Как вы? С Новым годом!

– И тебя с Новым годом, – говорит Патси. – У меня все прекрасно. То есть было прекрасно, пока я не пообщалась со своим приятелем из сената сегодня утром. И теперь все уже не так радужно.

– Вы правда считаете, что нас созовут раньше срока?

– Он так сказал. Чрезвычайное заседание в связи с событиями в Корее и выступлениями президента Горлопана. В последний раз что-то подобное было при чертовом Гарри Трумэне.

– Стало быть, там все серьезнее, чем нам сообщают.

– Похоже на то, – говорит Патси с отвращением в голосе. – Честно скажу, в какой-то момент я действительно испугалась, что этот кретин втянет нас в очередную войну.

Гвенди смотрит на пульт управления на комоде. Подходит к нему.

– Гвен? Куда ты пропала?

– Нет, я слушаю. Просто задумалась.

Гвенди заезжает к родителям совсем ненадолго: проведать маму, обсудить с папой футбол (папа считает, что теперь, когда «Патриоты» снова закончили сезон на четвертом месте, Пит Кэрролл должен уйти из клуба; Гвенди уверена, что надо дать ему шанс, и в следующем сезоне он справится лучше) и помочь маме выбрать наряд для новогоднего ужина у Гоффов.

Гвенди уже стоит на крыльце, ищет в карманах ключи от машины, когда открывается дверь и на крыльцо выбегает миссис Питерсон.

– Погоди минутку. Мне надо кое-что тебе сказать.

Гвенди оборачивается к маме.

– Иди в дом, ты простудишься. На улице холодно.

– Да тут разговора на две секунды.

Это что-то плохое , думает Гвенди, пристально вглядываясь в мамино лицо. Я так и знала. Слишком все было прекрасно, так не бывает.

– Боюсь, у меня нехорошие новости.

– Ох, мам. Что случилось?

– Надо было сказать тебе раньше, но я боялась.

Гвенди подходит к ней.

– Просто скажи, что случилось.

– Я проверила сумку, я обыскала весь дом, я даже звонила в больницу… Кажется, я потеряла твое волшебное перышко.

Гвенди смотрит на маму – и начинает смеяться.

– Что? – говорит миссис Питерсон. – Что смешного?

– Я подумала… я подумала, ты мне скажешь, что опять заболела. Что в больнице опять что-то напутали с результатами анализов.

Миссис Питерсон хватается за сердце.

– Господи, нет.

– Перо найдется, когда будет нужно, – говорит Гвенди, открывая дверь. – А теперь иди в дом.

По дороге домой Гвенди видит машину шерифа Риджвика, припаркованную на обочине шоссе номер 117 с включенной мигалкой. Гвенди съезжает с шоссе и встает за ней.

Выходя из машины, она видит, как шериф выбирается из засыпанного снегом оврага, тянущегося вдоль дороги. Он бредет по пояс в снегу и ругается себе под нос.

– Вот интересно, что бы сказали твои избиратели, если бы услышали, как ты ругаешься?

Шериф смотрит на нее. У него в волосах снег, в глазах – лед.

– Они бы сказали, что у меня был хреновый день. И были бы правы.

Гвенди протягивает ему руку и помогает выбраться из оврага.

– Что ты здесь делаешь?

– Ехал мимо. Мне показалось, что там что-то есть. – Он пытается отряхнуться от снега. – Кстати, я собирался тебе звонить.

– Что-то случилось?

Он потирает рукой подбородок.

– Час назад в управление доставили бандероль. Без обратного адреса. Отправлено вчера из Огасты.

Гвенди чувствует, как кровь приливает к щекам. Она уже знает, что будет дальше.

– Внутри была оранжевая вязаная шапка. Та самая шапка, в которой Дебора Паркер была в тот вечер, когда пропала. А внутри шапки… еще три зуба. Предположительно ее зубы.

Гвенди не знает, что на это сказать.

– И что самое пакостное, буквально минут десять назад мне позвонил репортер из «Портленд геральд». Кто-то проговорился. Он знает о зубах, обнаруженных в кармане толстовки. И знает о бандероли.

– Но ты говорил, что ее принесли час назад.

Он кивает:

– Все верно.

– Тогда как?..

Шериф Риджвик пожимает плечами:

– Видимо, кто-то из наших остро нуждается в деньгах. В общем, завтра выходит его статья, и он уже называет похитителя Зубной Феей.

– Господи…

– Да, – угрюмо кивает шериф. – То-то будет веселье.

Гвенди произносит короткую новогоднюю речь на празднике, который устраивает для Касл-Рока городской родительский комитет, и все проходит как нельзя лучше. Ей с воодушевлением хлопают, хотя, как всегда, не обходится и без свиста. Жители города, может, и гордятся своей землячкой, добившейся таких успехов, но далеко не все здешние граждане одобряют, что их представителем в органах власти стала женщина – тем более тридцатисемилетняя женщина, да к тому же еще и демократка. Подобное положение дел многие считают оскорблением.