Александр Матюхин - Зов Лавкрафта [Антология хоррора]

Он поцеловал ее в губы, и мертвенный холод разлился по ее телу от этого поцелуя.

Тот, на кого смотрел Вадим, коротая время в зале ожидания железнодорожного вокзала, был высоким худым мужчиной, у которого что-то не так с глазами. Вадим сидел через два ряда и не мог понять, что именно. Какая-то замутненность и разрозненность. Мужчина постоянно наклонял голову то к одному, то к другому плечу, вытягивал шею, глядя на мир — на скучающих в душном помещении людей — под странными углами. Его глаза подслеповато смотрели в разные стороны.

Взгляд Вадима постоянно тянулся к мужчине с жутковатыми глазами.

Чтобы не пялиться, Вадим принялся изучать табло с расписанием. До отправления оставалось тридцать две минуты. Скоро начнется посадка. Он запомнил путь и платформу и против воли снова посмотрел на мужчину.

Внутренне дернулся.

Лицо мужчины было обращено в его сторону. Тускло блестящие глаза разбежались. Не было уверенности, что мужчина смотрит именно на него, но Вадима пробрало.

Он отвернулся, делая вид, что рассматривает павильон с сувенирами. Достал платок и вытер лицо и шею. У них что, кондиционеры сломались? Путешествие еще не началось, а он уже жалел о том, что поддался порыву.

Выдохнул, отлип от пластикового сиденья. Закинул на спину рюкзак и, не глядя в сторону мужчины с больными глазами, направился к выходу. На него смотрели — давили взглядом между лопаток.

Перрон встретил драконьим дыханием. Скоро начнет темнеть, а легче от этого ни на грамм. Вдоль поезда сновали бабульки с корзинами: «Клубника, домашняя, свежая, мытая».

— Двадцать второе место, — сказала проводница, возвращая билет. — Кондиционер включат, когда поедем.

Вадим помедлил перед решетчатой подножкой. Страха не почувствовал. Наверное, и не должен был: вот если бы стоял перед самолетным трапом… Вряд ли он когда-нибудь это проверит.

Вадим поднялся в вагон.

Дверь купе была открыта. Нижние полки подняты, на столике — стопка пакетов с постельным бельем. Попутчиков не наблюдалось, но в купе кисло пахло потом умаявшихся на жаре человеческих тел.

Он взял верхний комплект, скривился, увидев, что пакет не запаян, достал две простыни, наволочку, полотенце и стал стелить на верхней полке.

За спиной зашаркали.

Вадим резко обернулся и кивнул соседу, молодому коротко стриженному парню. Тот никак не отреагировал. Вадим мысленно пожал плечами, закинул рюкзак в нишу над дверью, в которой лежали свернутые в рулоны матрасы, разулся и полез на полку. Неприметное лицо парня тут же выветрилось из головы.

Сосед оставил сумку и нырнул в коридор.

Вадим стянул шорты, футболку, сунул их в кармашек-сеточку и лег на спину. Боже, почему так жарко… Если бы он знал, что будет так жарко, то… что? Сдал бы билет?

Ответа не было.

Заоблачный дом будто звал его. Звал с той самой минуты, как он увидел его на экране своего компьютера. Выкопал из фотографий других экспонатов, найденных при раскопках древнего храма. Колонна из белого камня; мраморные таблички с латинскими надписями, посвященными богу Пану Марсу; бронзовые рельефы с тритонами и лающими собаками; полая бронзовая рука; обломки античных скульптур; браслеты и монеты.

Увидев снимок фрагмента стены, на которой был изображен старый дом на краю утеса, зыбкий мираж, он понял, что изголодался по впечатлениям. Нет, в нем не проснулась тяга к путешествиям, это было бы слишком громко сказано, но он почувствовал разочарование в себе. Главным образом в том, что не сделал за эти годы, монотонно протащившиеся мимо после падения. Мог, но не сделал.

Путешествия. Он превратился в настоящего убийцу путешествий.

И вот, пока он рассматривал снимки, сделанные дешевым смартфоном и выложенные на сайте неприметного музея неприметного городка в восточной Европе, на него накатило одиночество. Он почувствовал, что должен увидеть фреску воочию, чтобы подняться в своем воображении на вершину каменной гряды и поприветствовать хозяина дома, еще более одинокого человека, чем он. Чувство было настолько острым, что он забронировал билет в тот же вечер.

Вадим медленно повернулся на бок и осмотрел окно.

Ни откидной фрамуги, ни ручки.

Надо было подождать отправления на перроне (как поступил сосед — Вадим видел его за окном, которое не знал, как открыть), там хоть какой-то ветерок, воздух…

Голые ступни упирались в перегородку, липли к обшивке. Он отвернулся и обтерся простыней: грудь, руки, лицо. В бороде установился тропический микроклимат. Зря он отпустил бороду — перед поездкой это казалось хорошей идеей. Решил, что так будет больше похож на путешественника.

Всего каких-то десять часов, сказал он себе. Потерпи. Представил, как откроет двери музея и пройдет по длинному пыльному коридору к витринам, где сольется взглядом с домом на холме. Город, напомнил он себя, город тоже важен — не только фрагмент древнеримской стенописи. Он улыбнулся, думая об этом.

Улыбка быстро угасла.

Чувства и ожидания притиснула аномальная жара. Весь день он прятался от нее в своей квартире, наглухо закрыв и зашторив окна, не выпуская из рук кружку с квасом. Потом взял рюкзак, закрыл двери и двинулся в сторону вокзала, и вот — варится в собственном соку в обшарпанном купе.

Вошла девушка. Вадим не разобрал, как она выглядит. Белое размытое пятно лица — подарок периферийного зрения.

Разве в купе не должны разделять пассажиров по половому признаку, особенно в ночные поездки?

Она тоже не поздоровалась. Кажется, глянула бегло, закинула сумку на свободную верхнюю полку и вышла.

Сколько еще стоять?

Телефон остался в шортах, а Вадим не хотел шевелиться. Теперь он знал, как обстоят дела в преисподней. Никаких вил и котлов с кипящей водой. Тебя просто закрывают в душном тесном помещении и уходят.

Он чувствовал, как на нем, будто на грядке, созревают крупные капли пота, как они текут по коже, не охлаждая, сливаются в лужицы, обволакивают.

Вернулся сосед. Одетый, лег на нижнюю полку. Девушка с верхней (теперь будет лежать напротив, подглядывать, как он плавится) осталась в проходе напротив двери. Смотрела в окно. Вадим по-прежнему видел лишь ее силуэт. Большая задница, маленькая голова, пепельные волосы — собраны в пучок?

Тронулись.

Он долго не мог понять, работает ли кондиционер. Лежал, стараясь не делать лишних движений.

Заглянула проводница, женщина в возрасте с плохой кожей и скошенным подбородком.

— Закройте дверь, чтобы холод не уходил. Кондиционер включили.

Холод, отупело подумал Вадим. Что это значит?