Александр Матюхин - Зов Лавкрафта [Антология хоррора]

— Не верю, что это ты…

Я ударил ее коротко, без замаха. Кулак влетел между носом и верхней губой, буквально не встретив сопротивления. Голова дернулась назад, следом метнулись хрупкие плечи. Руки взлетели, словно пытаясь ухватиться за воздух. Я рванулся вперед, не понимая, чего во мне больше — ошеломляющего раскаяния и ужаса от сотворенного, или желания растоптать отлетевшую к стене Лику. Я хотел подхватить ее, не дать упасть на жесткий пол. И одновременно жаждал снова крушить окровавленное лицо.

Красная мгла встретила меня, как волны горячего океана. Я врезался в багровую вязкую стену под оглушительный вой возбужденных камней. Они трясли слюнявыми языками, жадно облизывали морщинистые отверстия. Я же захлебывался кровавым илом и растворялся в забытьи. Растворялся тяжело и мучительно, осознавая, что возвращение неизбежно.

Когда я очнулся, марево перед глазами осталось. Теплый красный туман расплывался по комнате. Липкие капли оставляли на руках яркие неровные дорожки.

Уютное и приятное место. Чудесное, как лоно матери.

Настала пора его покинуть.

Я поднял на руки легкую, по-паучьи ломкую Лику. Она ровно дышала, но была без сознания. Камни волнами ерзали в стенах. Жадно вздыхали и постанывали, когда я выносил ее из злополучной квартиры.

Голоса стихли, когда я шел по пустынному двору сквозь влажную пелену. Молчали, когда проходил между домами и огибал беседку, увитую виноградной лозой с красными листьями. И зазвучали вновь, когда спускался по скользким ступеням со своей невесомой ношей.

Сомнения ушли. Я знал совершенно точно — куда и зачем иду. Знал, что ждет в конце пути. Знал, что встречу по дороге.

Ступени спускались под невысокую арку и терялись в темной глубине подземелья. Мгла сгущалась, но стены узкого коридора слабо мерцали алыми отблесками. Свет исходил от подвижных камней. Рты-анусы причмокивали и сопровождали нас тихим ворчанием. Они высовывали шершавые языки и касались моих плеч, ласкали ступни и волосы Лики.

Я разобрал слова завораживающей песни. Это были имена. Многие я слышал впервые, но повторял дивные звуки нараспев вместе с камнями.

— Горго и Мормо, Астарта и Лилит, — шептали мы.

Капли кровавого тумана набухали на ресницах.

— Медея, Гекуба… Лимес и Никта… Великая Матерь Геката…

Лестница закончилась, коридор по наклонной уходил в глубину. Стены поднялись выше, в боковых ответвлениях открылись сумрачные крипты и анфилады комнат. В проемах, сквозь хлопья паутины, угадывались темные богомерзкие ниши, устланные человеческими костями и гниющей плотью.

В одной из ниш я увидел нагромождение темных досок, напоминавших разбитые старые гробы. На них в противоестественной позе лежал знакомый бородатый старик — хозяин квартиры. Его суставы и шея изогнулись, будто в ужасной агонии. Одежда была изодрана в клочья, а ноги чуть ниже колен заканчивались обрубками. Судя по раздробленным костям и изжеванной плоти, его ступни отгрызло нечто злобное и неистовое.

На стенах виднелись отвратительного вида фрески, на которых сцены безудержных оргий соседствовали с невероятными в своей изощренности пытками и убийствами — отрубленные головы и вырванные внутренности громоздились на пиршественных столах и под ногами танцующих сатиров и фавнов.

Каменные рты по-прежнему открывались, но внутри виднелись уже не языки. В поющих утробах мелькали чьи-то искаженные лица и оголенные части тела. Из отверстий высовывались изящные женские руки, смеющиеся бородатые головы с изогнутыми рогами, ноги без кожи, собачьи хвосты и козлиные копыта.

Я догадывался, куда ведут эти рты-туннели. Словно полые гигантские черви, они извивались в холодной земле и поднимались к вершине холма. К старой церкви, до которой мы так и не дошли. К величественному древнему храму, который некогда возвышался на Черной горке, но давно был разрушен людьми и временем. Низвергнутый и уничтоженный, он все же незримо присутствовал, питаясь миазмами могильника на дне моря. Оскверненная земля, пропитанная кровью сотен тысяч жертв и зловонием темного колдовства, охотно делилась слезами, страданием и ужасом. Я медленно шел по мерцающему алому коридору, не обращая внимания на каменные осколки под ногами.

Создания ночи выбирались из нор в стенах и следовали рядом. Юноши и девушки извивались в бесноватом танце, заламывали тощие руки, хохотали, визжали, стонали, блеяли и рыдали, заглушая песнь камней. Несимметричные лица призывно гримасничали, а обнаженные тела неестественно складывались и выворачивались. Выкрикивая кошмарные имена, они испражнялись, совокуплялись, падали и шли по головам собратьев.

От грохота и воплей я временами терял слух. Крики многократно отражались эхом от невидимых в темноте стен.

Свод подземелья исчез из виду, когда мы вышли на берег озера. Мутные воды неподвижно застыли, но воздух над поверхностью колыхался. Красный туман подхватил безумный танец окружавших нас существ и продолжил его над озером. Окровавленные призраки танцевали над черной бездной, крича и содрогаясь вместе с отвратительной процессией.

У самой воды возвышался алтарь.

Прямоугольный монолит походил на надгробие древнего гиганта. Его поверхность покрывали следы от множества ударов — топоры и мечи тысячелетиями рубили на нем человеческую плоть.

Я осторожно положил Лику на изуродованное жертвенными клинками холодное ложе и снял с нее всю одежду.

Она выглядела совсем маленькой. Хрупкие руки-веточки и белая полупрозрачная кожа — ненужная кукла на дне мусорного контейнера.

Я невольно залюбовался ее тонкими губами. Верхняя треснула ровно посередине и припухла, словно после страстного и жестокого поцелуя. Кровь покрывала бледные щеки. Она все еще была без сознания.

Я опустил глаза и увидел, что сжимаю в руке большой кухонный нож.

Гвалт вокруг достиг апогея. Существа и камни надрывались изо всех сил. Черная поверхность озера за алтарем дрогнула. Из воды поднялось невероятное существо. Оно походило бы на обнаженную женщину, если бы не собачьи лапы вместо человеческих конечностей, гигантский рост и отталкивающий фосфоресцирующий свет, изливающийся от ее безобразного тела. Вытянутое лицо напоминало оскаленную морду. Обильная слюна стекала на высокую грудь, которая в других обстоятельствах казалась бы роскошной. Острые возбужденные соски и неприкрытое лоно вызвали во мне волну звериного возбуждения.

Тварь замерла перед алтарем, раскачиваясь и содрогаясь от нетерпения.

Теперь все ждали только меня.

Я перехватил нож обеими руками, взмахнул и с силой вонзил в тело жены. Лезвие скрипнуло по грудине, удар смял ребра как пустую картонную коробку. Внутри изуродованной плоти что-то глухо забурлило. Лика распахнула глаза и, захрипев, выгнулась дугой. Кровь брызнула на брюхо светящегося чудовища, на каменный алтарь, на мое лицо.