Елена Арсеньева - Темное пламя любви [litres]

– Демьянушка, родненький! – зарыдала тетка Лукерья. – Нет! Смилуйся надо мной! Пощади меня! Не говори ничего! Я ведь ради тебя, только тебя ради… Демьян, смилуйся!

– Не зови меня этим глупым именем! – взревел незнакомец. – Имя мое – Демон! Не Демьян, а Демон! Ты волю мою не исполнила, эту девку со свету не сжила – а теперь я хочу, чтобы она всю правду о тебе услышала. Видно, мало ей известия о том, что ты ее отца с матерью убила. Она еще и жалеет тебя, неразумная! Пусть же откроется ей та ложь, которую ты скрывала, пусть она возненавидит тебя так же, как ты ее ненавидела. И если после этого не придушит она тебя своими собственными руками, не даст волю своей злобе, я убью и ее, и тебя. Слушай же!

Случилось это, когда Лукерья Митяхина была совсем молоденькая – едва ли исполнилось ей семнадцать…

– …Семенов. Мужчина восьмидесяти лет, острый коронарный синдром, болевые ощущения купированы, отказался от госпитализации.

– Урень. Одна женщина с нарушением мозгового кровообращения, в коме, в реанимации в центре интенсивной терапии. Еще мужчина… позднее обращение…

– Оль, ну ты как?

Она открыла глаза.

Высокий белый потолок, светло. Нет липких сумерек… нет Игоря!

Над Ольгой склонялся Кирилл Поликанов – старинный друг.

– А ты откуда здесь взялся? – растерянно спросила Ольга.

– Я здесь работаю, ты забыла? – не менее растерянно ответил Кирилл.

– Ты что, на «Скорую» перешел?

– Нет, я по-прежнему в центральной реанимации.

– А я что здесь делаю?!

Ольга огляделась. Да ведь это один из двух реанимационных залов Центральной больницы!

Просторное помещение, шесть кроватей, между ними аппараты искусственной вентиляции легких, наркозно-дыхательные аппараты, инфузоматы (они же инфузионные насосы): помпы для дозированного введения препаратов, – тут же привычные и обычные штативы для капельниц, дефибрилляторы, прикроватные мониторы пациента, которые фиксируют частоту сердечных сокращений, сердечный ритм, артериальное давление, частоту дыхания, уровень кислорода и углекислого газа в крови, температуру тела и еще множество показателей, необходимых для неусыпного наблюдения над состоянием здоровья пациентов. Сестринский пост у двери, но еще не меньше шести человек персонала – врачи, медсестры, санитарки, лаборанты – около кроватей. Особая сосредоточенность персонала – непременный признак реанимации.

– Мне мерещится, что ли?! – пролепетала Ольга. – Или это провал в прошлое? Я же тут полгода назад была!

– Ну вот, видимо, понравилось, решила вернуться, – осторожно погладил ее запястье Кирилл.

– А если серьезно? – отдернула руку Ольга. – Погоди… я вспоминаю… мне стало плохо в нашей «Скорой», да?

– Вспомнила! – обрадовался Кирилл. – Умница. С твоим недавним сотрясением такие удары неполезны. Да еще дефибрилляцию имела счастье перенести!

– Да, имела я такое счастье, повезло нереально, – пробормотала Ольга. – Слушай, а почему у вас так громко связь работает?

– Какая связь? – озадачился Кирилл.

– Ну, когда ежеутреннюю обязательную дистанционную конференцию реаниматологов и анестезиологов проводите. Вот слышишь? – И она повторила слова, только что прозвучавшие на весь реанимационный зал: – «Шахунья. Направленный вами пациент поступил, доехал благополучно…»

– Ты серьезно?! – чуть ли не глаза вытаращил Кирилл. – Это же только в кабинете главного слышно. Сюда не может доноситься ни звука.

– А ты не слышишь? – не поверил Ольга.

Кирилл покачал головой.

– Правда не слышишь? – Ей стало не по себе. – Но почему… почему я слышу?

– Оль, не переживай. – Кирилл присел на краешек кровати. – Такое бывает. После сотрясения чего только с людьми не случается! Особенно после клинической смерти.

– Что? – слабо выдохнула Ольга. – У меня что, была клиническая смерть?!

– В первый раз, зимой, – да, – кивнул Кирилл. – Неужто забыла? И сегодня, как я понимаю, завели тебя только дефибрилляцией, то есть тоже, знаешь, по краешку ходила. Но честно скажу, я просто в шоке от того, насколько быстро ты восстановилась. В привычку, что ли, у тебя вошло умирать и воскресать? Все жизненные показания в норме, не веришь – сама посмотри, – он кивнул в сторону монитора. – Конечно, я этому очень рад, но фокусы всякие возможны, поэтому сутки у нас полежишь под капельницами. Я как раз дежурю, за тобой пригляжу, чтобы без осложнений обошлось. А то иные начинают чудесить… Знаешь ведь, как у нас: то тишь да гладь, то гром и молния! Помню, еще несколько лет назад была ужасная история. Привезли мальчишку – дерево на него упало во время урагана. Сотрясение, да, но не такое уж тяжелое. Но вдруг начал слышать голоса, которые уверяют, что вот-вот придут фашисты и его убьют.

– Фашисты?! – изумилась Ольга. – А что, современные дети боятся фашистов? Я думала, вампиров, космических монстров… ну, ЕГЭ…

– ЕГЭ боятся, если только по русскому языку, – ухмыльнулся Кирилл. – Но вот такой был мальчик нетипичный. Короче, наслушался этих голосов, выдернул у себя все иглы из вен и кинулся к окошку. А у нас тогда как раз кондиционеры полетели, а лето, а жара смертельная… Окна пооткрывали, ну, мальчик взял да бросился в окно – спасаться, значит, от фашистов. И погиб.

– У вас же первый этаж, – недоверчиво покосилась на окно Ольга.

– Да, но под окном оказалась плита строительная: после ремонта осталась. Мальчик и угодил виском на край…

Кирилл развел руками с тем выражением фаталистического спокойствия, которое частенько возникает на лицах хирургов, анестезиологов и реаниматологов. Кто-то назовет это признаком цинизма или профессионального выгорания, но Ольга знала, что это нечто вроде инстинктивного средства самозащиты. Ибо только в романах врач умирает и заново рождается с каждым пациентом!

– Сама знаешь, у нас тут паноптикум, порой даже печальный, – продолжал Кирилл. – Вон там, в том углу, вдова: на похоронах мужа ударилась ногой о край гроба. Через день отек, покрасненье, затем газовая гангрена. Сделали ей утром ампутацию, пытаемся спасать. Шансы есть. Рядом с ней еще одна жертва своего мужа. Обмывали новый автомобиль. Придурок поставил жену у ворот гаража и начал репетировать навыки экстренного торможения. Ну и вдавил супругу в ворота. Вся переломанная лежит, не знаю…

– Нет, нет, она выздоровеет, а вдова… – вдруг выпалила Ольга.

– Что с ней такое?

– Вздрогнула так резко!

– И что? – удивился Кирилл.

– Если больной внезапно вздрогнет, это знак, что смерть ему в очи поглядела, – пробормотала Ольга и испуганно уставилась на Кирилла, который озадаченно смотрел на нее:

– Это что еще за народные приметы и поверья?

– Не обращай внимания, у меня иной раз и не такое с языка сорвется, – смущенно пожаловалась Ольга. – Наверное, тоже последствия… Внутренний голос, может, какой-нибудь прорезался? У кого третий глаз, у кого внутренний голос…