Лорет Уайт - Колыбельная для моей девочки [litres]

Репортерша обратилась к беременной молодой женщине:

– Миз Чамплейн, расскажите, как вы нашли ступню?

– Мы ждали парома – стояли в очереди, чтобы вернуться домой, на остров Ванкувер. Очередь была очень длинная, предстояло переждать несколько рейсов. Нашей собаке Хлое понадобилось прогуляться, мы вывели ее на пляж, где она вырвала поводок у моего сына. Мы нашли Хлою вон за тем каменным выступом. Ее еле удалось отогнать от…

– Кроссовки?

От волнения лицо молодой женщины исказилось. Она опустила голову, уставившись в песок.

– Она была такой маленькой, – тихо сказала она, – и такой одинокой, просто лежала себе на песке. Такие же кроссовки носит моя дочка. Получается, эта девочка… была… ровесницей моего ребенка.

– А сколько вашей дочке, миз Чамплейн?

– Три годика.

Энджи сглотнула. Сидевший ближе к ней мужчина тихо выругался.

– Малышка совсем, – сказал он. – Как такая малышка могла лишиться ножки? И где, черт побери, остальное?

Камера вновь переключилась на тележурналистку.

– Пресс-секретарь королевской канадской полиции, констебль Энни Ламарр, подтвердила, что это кроссовка бренда «Ру-эйр-покет» для девочки, девятый размер, на левую ногу, и – да, там действительно находятся останки ножки ребенка. Находка отправлена в коронерскую службу Британской Колумбии для подробного исследования. Коронерская служба от комментариев отказалась, ограничившись заявлением, что следствие ведется, однако нашему телеканалу удалось выяснить, что такие «Ру-эйр-покет» с высоким верхом выпускались только с восемьдесят четвертого по восемьдесят шестой год, после чего компания начала производить новую, модифицированную модель «Ру-эйр-лифт»…

На экране снова возникла кроссовка. К горлу Энджи отчего-то подступила тошнота. Тележурналистка продолжала:

– Некоторые из найденных ступней удалось идентифицировать – они принадлежали людям с психическими заболеваниями, которые, вероятно, спрыгнули с одного из многочисленных мостов в тех районах. Обладатели еще трех ступней, как установило следствие, скончались от естественных причин. Выдвигаются различные теории – кто-то считает, что кроссовки и ботинки с их ужасным содержимым пересекли Тихий океан вместе с азиатским цунами, или же это останки пассажиров или пилотов легкомоторных самолетов, разбившихся над Внутренней гаванью. Есть и такие, кто предполагает, что отрубленные ноги, простите за каламбур, – дело рук серийного маньяка. Независимо от того, какая версия верна, больше никаких фрагментов тел отыскать не удалось… – журналистка помолчала. Камера неожиданно взяла ее лицо крупным планом. – Однако новый страшный подарок моря – детская кроссовка, выпущенная больше тридцати лет назад, – выбивается из общего ряда подобных находок…

Энджи огляделась – в пабе словно стало сумрачнее и холоднее. Ей показалось, будто за ней следят, но все смотрели на экран. Ощущение надвигающейся беды, посетившее ее на переправе в Цавассене, усилилось. Снаружи завывал ветер, и дождь хлестал по сводчатым окнам.

Сидя за металлическим столом, он писал письмо. Слева на полке работал маленький телевизор, настроенный на канал «Си-би-си»: «Кэнакс» и «Ойлерз» доигрывали матч, скоро начнутся новости. Он уже съел в столовой довольно приличный ужин, а сейчас традиционное время для корреспонденции – по старинке, с ручкой и бумагой, под новости дня, которые он слушает, иногда взглядывая на экран. Рутина… Он ее даже полюбил. Порядок – это все. Хорошие привычки лучше хороших принципов. Если он подчинит себе свои привычки, то обретет контроль, а это сделает его сильным. Люди неправильно понимают силу. Истинная сила в том, чтобы быть в ладу с собой и жить настоящим, невозмутимо относясь к чужому влиянию и поступкам. Вот сейчас он допишет письмо и, как всегда, займется отжиманиями.

«Дорогая Мила, – пишет он, – доставили ли мой подарок вовремя, ко дню рождения Оливии? Я просил твою мать не забыть заказать его заблаговременно, с большим запасом, чтобы удивить вас обеих. Поскорее сообщи, понравилось ли Оливии. Может, пришлешь мне фотографию Ливви в подарочке?»

Оторвавшись от письма, человек поднимает лицо к маленькому окошку. Снаружи темно и дождь. Наверное, воздух холодный, свежий…

«Очень надеюсь лично присутствовать на следующем дне рождения Ливви. Это ведь не исключено. Я очень хочу верить в такую возможность. Слушание через пять дней, в четверг, перед обеденным перерывом, то есть статистически у меня в этот раз больше шансов. Пожалуйста, подумай обо мне в это время и пожелай мне удачи. Я изменился, я теперь совсем другой человек, Мила, я им это докажу, и когда…»

– Еще одна ступня найдена на берегу моря Селиш…

Как ужаленный, человек повернулся к телевизору и уставился на изображение замурзанной кроссовки во весь экран. Бледно-лиловая, детская. Внутри что-то серо-желтое, вроде грязного воска. В грудь просочились ледяные струйки. Бросив ручку, человек схватил пульт и прибавил звук, слушая рассказ тележурналистки, как возле дамбы у паромной переправы в Цавассене нашли кроссовку для маленькой девочки, девятого размера и на левую ногу. Во рту у него разом пересохло.

– …Однако нашему телеканалу удалось выяснить, что такие «Ру-эйр-покет» с высоким верхом выпускались только с восемьдесят четвертого по восемьдесят шестой год…

Звуки сливаются, изображение начинает рябить. Человек с силой зажмуривается и открывает глаза. Камера уже переключилась на тележурналистку. Он пытается справиться с вставшим в горле комом, не в силах остановить стремительно раскручивающиеся воспоминания.

Топот маленьких ног. Мельканье розового и фиолетового. Сочная зеленая трава… Солнечные зайчики, трели смеха… Напевный детский стишок…

Крики. Повсюду кровь. Ловушки для крабов.

Рыбы, поедающие плоть…

Время растягивается, как эластик. Человек уже не слышит телевизор: перед ним, будто выжженные на сетчатке негативом, глаза ребенка – чистые, серые, круглые и сияющие от восторга, когда она открывает коробку и видит новенькие кроссовки, бледно-сиреневые «Ру-эйр-покет», обернутые тонкой шелковистой бумагой.

«Но это невозможно, этого не может быть! Спустя столько лет… Только не перед слушанием о моем условно-досрочном освобождении! Это совпадение. Это наверняка совпадение!»

На экране уже другой журналист рассказывает о палаточном лагере демонстрантов в центре Ванкувера. Человек встает, подходит к раковине и открывает кран, пустив горячую воду и дождавшись почти крутого кипятка. Он умывается, с силой, не жалеючи, растирая лицо. Едкое тюремное мыло щиплет глаза. Выключив воду, человек, схватившись за раковину, медленно поднимает глаза к небьющемуся зеркалу, привинченному к стене. Из зеркала на него глядит лицо. Это не он – не то лицо, которое он привык представлять, думая о себе. У человека в зеркале цвет лица желтоватый, нездоровый, особенно на фоне красной тюремной рубашки. Обвисшие веки в морщинах – кожа по краям совсем вялая, но глаза еще способны видеть давние-давние события. И сейчас они видят темную тень, маячащую за спиной человека в зеркале. Тень, от которой ему не убежать и не забыть, как ни старайся.