Дарья Беляева - Долбаные города [СИ]

— Жалеешь, что не умер?

— Ты все-таки решила затащить меня в койку? Это принципиальный вопрос, если ты хочешь услышать честный ответ.

Лия вытянула ногу в тяжелом ботинке, чуть подалась назад, где рассекали воздух машины, и я потянул ее к себе. Лия послушно, даже слишком, мне поддалась, ее холодные губы коснулись моих, на этот раз все было медленнее и страннее.

— Я думала, что ты самый злой чувак на свете, — сказала она.

— Правда? Хуже того парня, который недавно стрелял по живым мишеням? Ну, ты его знаешь. Как бишь его там?

— Год назад ты устроил мои похороны в психологическом центре.

— Со временем человек учится быть милосерднее. И я извинился.

— Ты извинился, потому что я обещала отрезать голову твоему отцу.

— У тебя были все шансы, он бы не сопротивлялся.

— Ты — хороший человек, Макс Шикарски, — сказала она. — Пошел ты, Макс Шикарски.

— Что?

— Я тебя бросаю.

— Мы встречались?

— Почти четыре часа.

— Тогда какого хрена ты меня бросаешь?

— Потому что ты уедешь, — сказала она, толкнула меня, да так сильно, что я чуть не упал, и прошла дальше, балансируя на бордюре. Так я понял, что Лие в голову пришло решение, которое должно было быть моим. Но у меня для него этим днем умерло слишком много мозговых клеток. Я подбежал к Леви, выхватил у него свой телефон.

— Здравствуйте! Мы сейчас садимся на автобус, через пять минут. И будем в Дуате через два часа. Если вы возьмете такси очень скоро, то вы будете там примерно тогда же. Но если не скоро, то мы вас подождем.

— Что, Макс?

— Бросайте вы своего мрачного культиста, солнышко! Я стану отличным отцом для Леви.

Миссис Гласс (или ей придется вернуться к девичьей фамилии?) вдруг засмеялась.

— У тебя есть родители, Макс, ты не забыл?

— Забыл. Это показатель моей самостоятельности.

Она хмыкнула.

— Шучу. Моя мама как раз где-то в Дуате. Но вы же не думаете, что это хорошая идея — остаться в Ахет-Атоне и дождаться возвращения мистера Гласса?

Она долго молчала. Вела, наверное, спор с самой собой, какой полагается порядочной женщине в эту сложную минуту.

— Я собираюсь, — сказала она. Леви смотрел на меня с удивлением, я показал ему большой палец.

— Все в порядке, — сказал я. — Затаимся на некоторое время.

Я вернул свой телефон Леви и повернулся к остальным. Они смотрели на меня так же удивленно. Все, кроме Лии. Эли сказал:

— В смысле?

— В том самом. Не думаю, что Леви полезно оставаться поблизости от отца. А в Дуате легче всего затеряться.

Вирсавия задумчиво кивнула, Саул пожал плечами, поморщившись от боли в руке, Рафаэль отвел взгляд, и я понял, что не только им грустно и тревожно.

— Я не врал, когда говорил, что так люблю вас, чуваки. Хотя мне было сложно признать, что в мире еще остались люди, достойные этого непростого чувства.

Я обнял Эли.

— Чувак, мы будем видеться, а если хочешь, то бросай своих стариков и приезжай к брату в Дуат. Все равно твоя карьера уже успешнее. Ты смелый, прекрасный и преданный друг. Калеву очень повезло, а ты не сделал ничего неправильного. Ты остался классным другом даже после его смерти. Это по-своему круто и очень готично. Тебе не за что себя винить, так что вдохни поглубже и найди себе психотерапевта, который скажет то же самое, но за бабло. Все будет хорошо, Эли, и однажды это пройдет. Тогда ты поймешь, что Калеву действительно с тобой повезло, а тебе с ним — нет.

Я отстранился, разглядывая его, глаза у Эли были печальные, но он улыбался. Я постарался запомнить его черты, белизну улыбки, это благодарно-недоуменное выражение на его лице. Дети очень быстро взрослеют, когда мы встретимся в следующий раз, он станет заметно старше.

Затем я обнял Вирсавию. Надо сказать, отстраняться мне не хотелось.

— Когда я буду владеть всеми мыслимыми и немыслимыми богатствами, велю моим маленьким слугам изменить слово «героиня» во всех словарях на твое прекрасное имя, солнышко. Спасибо. Ты спасла меня даже более буквально, чем все остальные. Ты классная, и ты умеешь бороться. У тебя все будет зашибись, покажешь сиськи?

Она мне врезала. Я прижал руку к щеке, подмигнул ей.

— Спасибо, солнышко. Это унижение останется со мной надолго.

У нее были такие сияющие глаза, и стало совершенно неважно, что множество прядей выбилось из ее вечной, дурацкой прически. Она была совершеннейшей девушкой из всех.

Саула я обнял крепче, чем остальных, мне хотелось перед ним извиниться.

— Чувак, на самом деле шутки про приют — отстой. Но и приют — отстой, этого не отнять. Классно, что мы подружились. В смысле даже бесценно. Я хочу, чтобы это длилось долго, как мой секс с мамкой Леви, которую я вытащил из неудачного брака.

Саул криво улыбнулся. Я продемонстрировал ему руку со сведенными в вулканском жесте пальцами.

— Живи долго и процветай.

Саул ответил мне тем же жестом, а не таким, какого я ожидал. Я сказал:

— И мы оба кудрявые. С генетической точки зрения это значит больше, чем любое родство душ. Возможно, мы родственники.

— Но родства душ ты не отрицаешь? — спросил Саул.

— Не отрицаю, — ответил я. — Хотя полагаю, что ты станешь экотеррористом, и наши пути разойдутся.

Рафаэля я обнимать не стал. Он сам меня обнял.

— Все будет хорошо, — прошептал я. — Их всех однажды убьет какой-нибудь вирус, а тебя — нет, потому что ты не любишь выходить из дома.

Он засмеялся, похлопал меня по плечу. Лия сказала:

— Обниматься не будем.

— Не будем, — ответил я. — Но поцелуемся?

Она накинулась на меня, как долбаная дикая кошка, на этот раз Лия прокусила мне губу до крови. Я сказал:

— Ты подарила мне СПИД, Лия. Никто никогда не делал мне более личного подарка.

Она пристально смотрела на меня, и я сказал:

— А ведь у нас все могло бы получиться. Хотя бы по Скайпу. Я бы хотел посмотреть, как ты мастурбируешь.

— Мне тебя ударить?

— Такое мне нравится.

Я помолчал, мне стало так неловко, и я готов был покраснеть.

— Спасибо тебе. И за то, что не пришла на помощь, и за то, что пришла на помощь. Это было одинаково важно. И за пистолет в твоем рюкзаке. И за то, что ты хорошо пахнешь, хотя я этого не ожидал. И за потрясающую девушку, которую я целовал.

— Не за что, — сказала Лия и сплюнула мне под ноги. А потом все-таки меня обняла.

— Эй, Леви, не хочешь обняться с друзьями? Сказать что-нибудь важное?

Леви остался сидеть на остановке. Мой телефон он по привычке убрал в карман.

— Лучшие друзья навсегда, — сказал Леви. И я согласился:

— Лучшие друзья навсегда.

Тут случился самый сентиментальный момент моей жизни, во время которого мне, к тому же, отдавили обе ноги. Мы обнимались все вместе, пока не пришел автобус, а затем, как только заняли свои места, вдруг расхотели болтать. Наверное, потому что уже попрощались, и нарушать эту идиллию не хотелось. Я пустил Леви к окну, он посмотрел в него без интереса, потом повернулся ко мне.