Л Льюис - Рассказ автора

Непослушными пальцами закурив сигарету, он глубоко затянулся и присел на краешек рамы. Стоило это сделать, как из теней в углу поманила белая, худая рука. Впрочем, когда Лестер повернулся, никакой руки, естественно, уже не было.

Теперь наш герой уверился, что слухи об этом доме правдивы, но, что довольно любопытно, страх его улетучился. Лестер рассказывал, что им овладел азарт исследователя. Что это за штука такая? Движется и подзывает, когда не смотришь, а стоит приглядеться — тут же исчезает? Он замер и в надежде захватить её врасплох украдкой косился в нужную сторону. А вот и снова она — высокая, белая фигура на краю видимости. Прислонилась к стене справа и медленно подманивает изящной рукой. Огромным усилием воли заставляя себе не оборачиваться, Лестер постарался рассмотреть фигуру как можно лучше. Та соблазнительно маячила на самой границе обзора, и, похоже, принадлежала обнажённой женщине. У неё были тёмные волосы и алые губы, но кожа своей ужасной, противоестественной бледностью напоминала меловую белизну варёных говяжьих рубцов.

Лестер мелко задрожал, но, по-прежнему отводя взгляд, сдвинулся на несколько футов, чтобы выманить незнакомку под свет лампы. Не успел он проверить, достиг ли цели, как с другой стороны показалась вторая фигура, едва различимая краем глаза. Громко ругнувшись от неожиданности, Лестер развернулся к ней… Ничего, лишь голая каменная кладка на полу, засыпанная древесной стружкой, хотя он готов был дать руку на отсечение, что видел ещё одну фигуру, столь же мертвенно-бледную, как и первая, но по-мужски волосатую.

И всё же, смог бы он поклясться, что не примерещились обе?

Ценой неимоверного самообладания Лестер снова устремил взгляд на голую стену, и тут же по бокам мелькнуло что-то белое. Вскочив, он неторопливо повернулся по кругу, но глазам предстали только неизменно голые стены. Правда, всё это время на пределе видимости дразняще маячили белые фигуры. Боже правый! Да подвал, верно, кишит этими неуловимыми созданиями, что лишь позволяют угадывать своё присутствие!

Лестер решился на новую проверку. Осязаемы эти формы или нет? Справа в очередной раз поманила рука, только теперь ближе. Лестер бочком потянулся к ней, и пальцы тут же угодили в ледяные тиски. Против воли он повернул голову, но не увидел даже очертаний, хотя на коже явственно белели вмятины. Попытался вырваться — и запястье тут же схватил кто-то ещё, рукой игриво повели по женской груди, под которой, несмотря на холод кожи, чувствовалось биение сердца. А на рот набросились влажные губы, столь же горячие и страстные, сколь холодны были руки!

Позднее Лестер рассказывал, что после столь жаркого приветствия его покинуло всякое любопытство. Ну и что, даже если подвал населяют тысячи призраков!

Невидимая нагая соскользнула к его ногам и потянула за собой на пол. По телу разлилась приятная истома, и на какое-то время он провалился в сон.

Полное забвение перешло в полудрёму, и Лестер, приоткрывая веки, краем глаза улавливал суету возле рамы — бледные фигуры в восхищении толпились вокруг и гладили её, радостно жестикулируя. Похоже, обитатели подвала отлично сознавали назначение устройства, более того, даже пробовали его в деле: дёргали ремни, поднимали, опускали с помощью верёвок. Излишне говорить, что, стоило повернуться в ту сторону, как вся компания исчезла, хотя рама продолжала двигаться. Зато сбоку смутно замаячили белое лицо и алые губы той, что лежала рядом. По лбу, успокаивая, провела мягкая холодная рука, и он снова задремал. Ему снилась его последняя и, возможно, самая сильная любовь — женщина, котороя вознаградила его за нежные чувства к ней, подло ограбив.

Здесь, пожалуй, следует отдать нашему герою должное и признать, что его намерения в отношении жены были не только правильными, но и праведными. Лестер собирался подержать её пленницей в раме, каждый день терпеливо разъясняя ей ошибочность её поведения, а для доходчивости подкреплять слова плетьми, пока она не выучит урок. А между наказаниями он согревал бы её пледами, кормил вдосталь и даже выдавал бы сигареты — но плеть и заточение были необходимы. В ином случае его вероломная супруга просто отказалась бы внимать попыткам достучаться до её разума и чувств. Дальше воображение Лестера не заходило.

Напомнил ему о нынешних потусторонних соседях самый жуткий и протяжный вопль, какой только доводилось слышать его ушам. Кричала женщина, захлёбываясь мукой и ужасом. Тут же распахнув глаза, Лестер невольно повернулся к раме, вокруг которой всё чаще мелькало движение. В мозгу пронеслась мысль: что бы там ни было, оно, по обыкновению, исчезнет.

Однако, как ни странно, на этот раз вышло иначе. Распятая точно так, как предстояло его жене, в раме извивалась девушка, с губ которой рвались крики — частью пронзительные, частью придушенные, словно кто-то закрывал ей рот. Одежда бедняжки в беспорядке валялась на полу, а сама она корчилась и мотала головой так, будто пытается избежать мерзких объятий некой осязаемой, но незримой твари. Вскоре крики сменились тихими стонами, полные ужаса глаза смежились, но уже через мгновение девушка их распахнула и с новым отчаянием продолжила свою безнадёжную борьбу.

Лестер с хриплым криком вскочил и, не обращая внимания на руки, которые стремились утянуть его вниз, рванулся к раме. Оба запястья сковало, будто тисками, слева и справа в боковом зрении возникло по высокой, бледной фигуре, поросшей жёсткими чёрными волосами.

Девушка в раме впервые заметила его присутствие:

— Ты человек! Помоги мне! Пожалуйста…

Затем ей будто заткнули рот, хотя наш герой видел её губы — смятые какой-то внешней силой, они пытались открыться. Лестер попробовал сделать ещё шаг и обнаружил, что из-за своих конвоиров ничем не в состоянии ей помочь.

— Не сдвинуться! Меня держат!

Тут и ему зажала рот холодная жилистая рука. Кто-то рванул его вниз и усадил вполоборота к девушке. Краем глаза Лестер снова уловил многочисленные тела, что, извиваясь, по очереди овладевали распятой, а затем исчезали во мраке неизвестности.

Дальнейшие события того вечера он так и не смог внятно описать. Рассказывал, что погружался в беспечную летаргию, засыпая в кольце чьих-то мягких рук, и приходил в себя от ещё более ужасных криков и невнятного, но до крайности омерзительного причмокивания — и так раз за разом. Память сохранила картину: тело пленницы, покрытое бесчисленными свежими ранами, но крови не позволяют вытечь, немедленно слизывая невидимыми языками.

Затем на время снова воцарились тишина и покой, лицо Лестера осыпали дождём поцелуев, и чей-то голос шептал, что у его жены злая, пропащая душа, какую ни одно наказание, придуманное умом человеческим, не в силах возвысить или загнать туда, где ей надлежит быть.