Брендан Денин - Хризалида [litres]

После работы менеджеры по продажам собирались в бар и чуть ли не умоляли Тома пойти с ними. В попытке уломать новенького Кевин выдал пару смачных оскорблений, но Том вежливо отказался. В последнее время он уставал и любил возвращаться домой пораньше. Живот у Дженни рос как на дрожжах, и пару ночей назад она впервые почувствовала, как ребенок пинается.

Да и вообще, тусить с практически незнакомыми людьми Тому не хотелось. Даже если в компании будет Кевин (они и так постоянно видятся).

Если Дженни заснет рано, что случалось все чаще, Том всегда может отправиться к Малкольму и Ханне в бар «У Ника», который считал вторым домом.

Ну а если совсем расхрабриться, Том продолжит обустройство детской, которое начал несколько дней назад. Страшно было даже покупать кроватку, а собирать – вообще ад кромешный. Еще Том наслушался ужастиков про установку детского автокресла.

«Не будем забегать вперед», – с улыбкой подумал он и оглядел набитый вагон пригородного поезда, который только что отправился с Пенсильванского вокзала и с шумом летел по туннелю под Гудзоном. На поезд в 5.06 Том, как правило, не успевал, но не удивился, что даже в вагоне без кондиционера остались только стоячие места. Вокруг него были потные, недовольные пассажиры, и Том радовался: он занял последнее сидячее место.

Судя по ощущениям, из туннеля в Нью-Джерси поезд вылетел со звуковым ударом. Том чувствовал странную отчужденность, словно видел попутчиков на телеэкране или на картине в музее. Даже цвета вагона казались неживыми. В последнее время такое происходило все чаще. Это сказывались визиты к хризалиде, но кайф стоил любых неудобств.

У попутчиков круги под глазами: все устали и ждут выходных. Лето кончилось, уступив свои права осени, и, казалось, в глазах пассажиров отражается беспросветная осенняя грусть.

Продолжая оглядывать вагон, Том заметил мужчину, коленом толкавшего его сиденье, когда он впервые ехал на работу. С тех пор он видел его несколько раз, но старательно избегал. Шумный, навязчивый тип, казалось, знал каждого на каждой платформе; впрочем, он доминировал – а то и солировал – в любом разговоре.

Сегодня здоровяк был пьян, в руке держал большую банку пива, обернутую бумажным пакетом, и нависал над миловидной девушкой лет двадцати, которая сидела рядом. Он что-то говорил девушке, а та пыталась его игнорировать, не сводя с телефона глаз, в которых Том прочел страх. Смутьян чуть ли не тыкался девушке в лицо промежностью, а при каждой фразе брызгал пивной слюной.

Не понимая, что делает, Том встал и двинулся в их сторону. Свободным проход не назвал бы никто, но Том лавировал меж раздраженных пассажиров, не сводя глаз со здоровяка. Тот наклонился еще ниже и явно упивался разговором, в котором участвовал он один. Перепуганная девушка ссутулилась и максимально отстранилась от него. Другие пассажиры старательно не смотрели в их сторону, не желая вмешиваться. Наконец Том приблизился настолько, чтобы услышать:

– …красотка, тебе нужен не детеныш, а настоящий мужчина… Я покажу тебе, как надо. Раз, другой, третий. Ты ведь понимаешь, о чем я? Ну конечно, понимаешь!

Девушка не ответила, только нервно заерзала на своем месте.

– Эй, ты! – крикнул Том и не узнал собственного голоса. В вагоне стало тихо. Приставала повернулся в его сторону. В покрасневших глазах удивление, но взгляд сфокусирован. Значит, здоровяк опасен. Он как хищник, одурманенный кровожадностью, которого застигли за расправой. – Оставь ее в покое.

– Ты че сказал? – прогремел здоровяк.

– Оставь. Ее. В покое. Урод, – спокойнее повторил Том. Девушка посмотрела на него и быстро отвела взгляд. В вагоне буквально заискрило, как бывает перед физической расправой.

– Погоди… – На одутловатом лице здоровяка появилась улыбка. – Погоди… Ты тот лузер, который вечно один топчется на спрингдейлской платформе. – Грудь колесом, кулаки сжаты; приставала шагнул к Тому. Эта угрожающая поза у него в репертуаре со старших классов или раньше появилась?

Вблизи здоровяк оказался еще здоровее, чем сначала подумал Том. Ну и плевать! В висках стучало, кожа покрылась мурашками. Том вошел в раж.

– Ага… – гнул свое здоровяк. – Вечно топчешься один, глазеешь на других, как гребаный дебил. Так ты и впрямь такой? Ты гребаный дебил?

– Иди отсюда, – велел Том совсем негромко, но в накрывшей вагон тишине оба слова прозвучали предельно четко.

Здоровяк облизал губы, хлебнул пива, усмехнулся и двинул кулаком, чтобы разбить Тому лицо. Том заметил кулак сразу – увидел его приближение, как на зернистых замедленных кадрах, – и отстранился. Волосатые костяшки прошли в миллиметрах от его носа.

Здоровяк уставился на него в немом изумлении, мол, как же этот хлюпик оказался столь проворным. Том замахнулся и двинул его по щеке. Удар получился сильнейшим в его жизни. От ссадин на костяшках такой кайф! Пьяный здоровяк отшатнулся и спиной врезался в дверь туалета, помяв ее. Он закатил глаза и в полубессознательном состоянии осел на пол. Каким-то чудом банку с пивом он не выпустил – и при столкновении с дверью облил себе брюки. Когда грянули жидкие аплодисменты, Том стоял неподвижно и ровно дышал.

– Давно бы так, – буркнул кто-то.

– Спасибо! – шепнула девушка. Кивнув ей в ответ, Том с невозмутимым видом вернулся на свое место, которое чудесным образом до сих пор не заняли. Он плюхнулся на сиденье и бездумно уставился на впередистоящее. Когда появился проводник, Том предъявил месячный электронный проездной, даже не подняв головы.

Том смотрел перед собой. Тем временем другие пассажиры судачили о недавнем инциденте; проводник обнаружил на полу бессознательного здоровяка и позвонил в полицию с просьбой встретить поезд в Ньюарке; девушка, которой помог Том, благодарно улыбнулась ему и сошла. Только Том, растворившись в густом, опьяняющем тумане, ничего не видел и не слышал.

Они чокнулись бокалами с дорогим красным вином, пригубили его и улыбнулись друг другу, сверкая глазами.

– Боже, как вкусно! – воскликнула Дженни, отставляя бокал. Она взяла из хлебной корзины булочку и очень щедро смазала ее трюфельным маслом.

– Тебе точно можно пить? – спросил Том, смакуя вино. В хорошем настроении он раскошелился на бутылку за сто долларов, чего прежде никогда не делал. Прежний его рекорд был около двадцатки. Но почему бы и нет? Ему страшно нравилась боль в разбитых костяшках пальцев. Устроить праздничный ужин казалось совершенно естественным.

– Я специально уточнила это у доктора Миллер. Она сказала, что изредка можно позволять себе бокал вина, главное – не перегибать палку. Бог свидетель, я и свою порцию выхлестала бы, и то, что в бутылке, но… Один бокал с огромной порцией сытной еды? Думаю, ребенку не повредит.