Дэн Симмонс - Лето ночи

Дуэйн тряхнул головой, отвлекаясь от грустных размышлений, снова надел очки и просмотрел свои записи.

Прежде всего, Лукреция Борджа скорее пала жертвой клеветнических нападок, чем действительно была виновна в страшных преступлениях, описанных в легендах, которые он слышал: никакие перстни с ядом не впивались в руки ее любовников или гостей за обеденным столом, не было и пиршеств, завершавшихся ко времени десерта горами трупов. Нет, определенно Лукреция была опорочена злыми языками. Дуэйн окинул взглядом тома, стопкой лежащие на столе: «История Италии» Гвиччардини, «Государь» и «Лекции» Макиавелли, а также отрывки из его «Истории Флоренции», многословные «Комментарии» Пикколомини-Пия, том Грегоровиуса о Лукреции, «Записки» Бурхарда, ежедневно фиксировавшего бытовые мелочи жизни папского двора того периода.

Но больше ни слова о колоколе.

Потом, совершенно интуитивно, Дуэйн решил просмотреть первоисточники, касающиеся Бенвенуто Челлини, одного из любимых исторических персонажей Старика, хотя Дуэйну было известно, что этот великий художник родился в 1500 году, то есть через восемь лет после восхождения на престол Родриго Борджа, ставшего папой Александром VI.

Как оказалось, Челлини описал свое заключение в замке Сант-Анджело, огромном бесформенном каменном массиве, возведенном за полторы тысячи лет до описываемых событий по приказу императора Адриана, который пожелал сделать его семейной усыпальницей. Папа Александр – Родриго Борджа – приказал укрепить и перестроить огромный мавзолей, дабы превратить его в собственную резиденцию. Одетые в камень и покрытые вековой пылью залы и переходы, более тысячелетия видевшие только мертвецов, стали домом и крепостью папы из семьи Борджа.

Челлини писал и об этом.

Я был заключен в мрачную подземную темницу, располагавшуюся ниже уровня сада, которая периодически затоплялась водой и была полна пауков и ядовитых гадин. Швырнув на пол драный тюфяк из грубой пеньки и лишив меня ужина, тюремщики заперли за мной четыре двери… Всего лишь полтора часа в день мог я видеть крохотный лучик света, который пробивался в эту злосчастную камеру через крохотное оконце. Всю остальную часть дня и ночи я был обречен на пребывание в кромешном мраке. И это узилище было, как говорят, наименее ужасным в этих катакомбах. От моих товарищей по невзгодам я узнал о несчастных душах, которые провели свои последние дни в несравненно худших условиях – в омерзительно грязных казематах, устроенных глубоко под землей, у самого дна вентиляционного колодца, внутри которого висел печально известный колокол жестокого и порочного папы Борджа. По Риму и провинциям ходили слухи, что этот колокол был отлит из нечестивого металла, неправедно освящен по еретическому обряду и до сих пор пребывает на том же месте как знак тайного сговора между бывшим папой и самим Сатаной. Каждый из нас, корчившихся на покрытых зловонной водой камнях и питавшихся гнилыми отбросами, знал, что звон колокола Борджа будет означать пришествие конца света. Признаюсь, были времена, когда я жаждал услышать голос этого предвестника смерти.

Дуэйн лихорадочно записывал факты, становившиеся все более и более любопытными. Ни в автобиографии, ни в записках Челлини упоминаний о колоколе больше не встретилось, но в одном из отрывков о художнике Пинтуриккьо – очевидно, более близком, чем Челлини, современнике папы Александра VI – он обратил внимание на фразу, начинавшуюся словами:

Милостью и повелением папы…

Дуэйн пробежал глазами абзац, желая убедиться, что речь идет о папе Александре VI, урожденном Родриго Борджа. Да, в тексте говорилось именно о нем:

Милостью и повелением папы этот глухой карлик, жалкий маляр…

Дуэйн еще раз наскоро просмотрел текст в поисках упоминания имени «маляра». Да, действительно, Челлини писал о Пинтуриккьо, художнике Борджа:

…столь же подлый внутренне, сколь и отвратительный внешне, получил заказ на роспись стен в башне Борджа. Созданные им фрески оказались на удивление странными и причудливыми, особенно те, что украшали зал Таинств веры в унылых и мрачных апартаментах Борджа.

Дуэйн оторвался от чтения записок Бенвенуто Челлини, дабы выяснить что-нибудь о башне Борджа. Путеводитель по Ватикану сообщал, что это массивная башня, которую папа Александр VI приказал пристроить к папскому дворцу. Предыдущее архитектурное добавление, сделанное по приказу папы Сикста IV, представляло собой темный и насквозь продуваемый коридор, похожий на склад, который получил название «Сикстинская капелла». Папа Иннокентий повелел соорудить очаровательный летний дворец – Палаццетто – на самой высокой точке садов Бельведера. Борджа возвел башню, спроектированную вместе с массивной колокольней, венчающей высокое крепостное сооружение с колоннами. Никто, кроме самого папы и его незаконнорожденных детей, не имел доступа в эту колокольню, скрытую за множеством всегда запертых дверей и тайных ходов.

Дуэйн вернулся к чтению отрывка из Бенвенуто Челлини.

В поисках вдохновения и сюжетов для фресок в апартаментах Борджа Пинтуриккьо по приказу понтифика спустился в Мертвый город, расположенный под землей Рима. Но отправился он не в те катакомбы, где покоились освященные останки христиан, а в район раскопок на месте и поныне величественного в своем славном упадке языческого Рима.

Говорили, что Пинтуриккьо водил в эти подземные экспедиции своих учеников и любопытных художников. Вообразите теперь отблески света факелов на каменных стенах, хранящих память о великих цезарях, проемы дверей, за которыми когда-то располагались жилые помещения, лабиринты переходов, уцелевшие дома и даже улицы мертвого Рима, извивающиеся, словно артерии, под заросшими травой узкими аллеями нашего живого, но утратившего гордое великолепие города… Вообразите возгласы, раздающиеся, когда Пинтуриккьо, смело разогнав гигантских крыс и стаи летучих мышей, поднимает свой факел, чтобы осветить рисунки, созданные язычниками, жившими здесь более полутора тысячелетий тому назад.

Этот маленький человечек, нечестивый грешник и великий живописец, перенес языческие образы и сюжеты в апартаменты папы Борджа, в его башню. Он покрыл ими стены, арки и потолки личных покоев порочного папы и даже висевший в башне массивный железный колокол, считавшийся талисманом рода Борджа.

Несведущие люди и поныне называют эти бесстыдные образы гротесками, поскольку они были скопированы с изображений, найденных в нечестивых подземных пещерах, или гротах, которые скрываются во мраке римских подземелий.

– Ты еще не собираешься уходить? – послышался за спиной Дуэйна голос дяди.