Харлан Эллисон - Рассказы. Часть 2

Неплохое сравнение, ведь Мартин Эйлеторп писал фантастические романы. Он работал интенсивно, и это была его, а не моя теория, утверждавшая, будто писательская фантазия отнимает у автора больше, чем работа в любой другой области. Его собственная персона, несомненно, хорошо подтверждала эту теорию.

Я сделал для него все, что мог: старательно избегал любых тем, которые могли иметь отношение к его работе; не показал ему ничего из моих последних литературных опытов. Запер все свои справочники и журналы, и не позволял ему говорить о своей книге. Я уговаривал его отдохнуть, спорил и внушал мысль о том, что упражнения на свежем воздухе следует чередовать со сном. Через неделю или около того я постепенно разнообразил наше меню и уговаривал его больше есть. Это сработало. К концу сентября к нему вернулось его обычное состояние, и он снова был здоров.

Между прочим, я и сам набрал шесть фунтов.

Вскоре я предложил ему совершать ежедневные прогулки по окрестным лесам. Мартин ухватился за эту идею, и я впервые узнал, что мальчиком он часто проводил лето у родственников в Конкорде. Казалось, по мере того как здоровье моего друга улучшалось, ему не терпелось вернуться к знакомым местам. Хоть я и провел в своем коттедже больше года, меня поразили неожиданные тайны сельской местности, которые он раскрыл. Вскоре он стал моим проводником, а я — кротким посетителем местных святынь.

По мере того, как улучшалось физическое состояние, просыпались и его творческие силы. Через несколько недель он снова рассказывал мне истории и замыслы, а к концу месяца буквально закусил удила, горя желанием снова взяться за дело и написать несколько рассказов. Хотя я держался, сколько мог, он настоял, чтобы ему было разрешено пользоваться моей пишущей машинкой, и наши ежедневные прогулки теперь были заполнены разговорами о предполагаемой работе и планах рассказов. А потом наши походы и его интересы совпали — роковым образом. Однажды утром после завтрака Мартин вошел в мою комнату и рывком поднял меня со стула.

— Пошли, — поторопил он. — Солнце высоко, и мы отправляемся на небольшую прогулку.

— Куда? — спросил я. — Разве мы еще не обошли все местные достопримечательности?

— Это не экскурсия, — ответил он, улыбаясь. — Это секрет. Держу пари, что есть место, которое ты никогда не видел, и всего в миле отсюда.

— Сомневаюсь, — сказал я. — Что за место?

Мартин изобразил на лице мелодраматическую мрачность.

— Оно называется бездонным прудом, — прошептал он.

— Что за шутка?

— Я серьезно. Это на болоте к югу от леса Причарда. Я помню, как наша банда исследовала ее во время каких-то летних каникул, когда я был здесь ребенком. Это странное место — Джордж Грейвс остерегал нас держаться от него подальше, когда мы сказали ему, что побывали там. Он был единственным взрослым, с кем мы говорили об этом, и именно он назвал то место «бездонным прудом».

Он упомянул об Уолден-Понде — местечке в Конкорде, где Торо проводил свои исследования природы, — и тот тоже утверждал, что обнаружил бездонный пруд. Он расположен в ложбине среди холмов, не имеет ни устья, ни истока, но вода в нем всегда свежая.

Тому причиной, без сомнения, родники и подземная река; ледник создал здесь несколько странных аномалий. Но Грейвс сказал, что государственные инженеры однажды приезжали в Уолден, чтобы провести замеры, и глубина пруда оказалась больше, чем их самые длинные зонды. Вот что он понимал под «бездонностью» пруда, и сказал тогда, что пруд, находящийся в лесу Причарда, был похож этот.

Видишь ли, предостережение Джорджа Грейвса только подогрело наш интерес к этому месту. Наверно, таковы дети вообще.

Мы собрали все лески, какие только могли достать, связали их и снабдили свинцовым грузом на одном конце. Затем мы опустили его в ту стоячую черную лужу на болоте. Но дна так и не достали!

Ну, нас это напугало — местечко-то жутковатое — и мы восприняли предупреждение более серьезно. Я никогда не возвращался туда.

То было мое последнее лето в Конкорде — и я постепенно потерял друзей-мальчишек из виду. Однажды прочел в письме, что на следующий год Сэм Дьюи исчез в болоте. Сэм был тем парнем, кто предложил нам провести зондирование. Конечно, я не думаю, что его исчезновение имело какую-то связь с интересом к бездонному пруду, хотя, возможно, и имело. Он был безрассуден, и Джордж Грейвс, предупреждая нас, намекнул что-то о людях, которые упали туда.

Я слушал всю эту историю с умеренным интересом. Но Мартин казался искренне заинтригованным.

— Пойдем посмотрим на это место, — предложил он. — Оно и впрямь странное, у меня есть предчувствие, что с ним связана какая-то история.

Я встал и послушно надел сапоги. В своих одиноких скитаниях я избегал грязных, поросших лесом глубин старого болота, и только для того, чтобы развлечь моего гостя, согласился исполнить его просьбу. Мы двинулись на юг и вскоре достигли края болота.

Место было жутким. Ветви мертвых деревьев закрывали солнечный свет, и только бледные призраки его лучей бродили по темным болотным лощинам. Гнилые бревна и скользкие ползучие растения покрывали топь и зыбучие пески, по которым я брел за Мартином. Детская память вела его правильно, так что он избегал серых, пузырящихся пятен более глубокого ила. Эйлертоп отметил этот факт, удивившись тому, что после стольких лет ничего, казалось, не изменилось.

Сначала меня поразили физические преграды, с которыми мы столкнулись. Постепенно, однако, по мере того, как мы углублялись в темное болото, я стал больше осознавать другие, менее осязаемые вещи. Место выглядело гиблым и пахло гнилью и разложением. Мох и грибовидные наросты цеплялись за серые стволы деревьев; раздутые поганки вздымали мясистые мертвые головы на толстых стебельчатых шеях, торчащих из ила. Бульканье болотных газов под нашими сапогами сопровождалось тихим звуком, или, скорее, шумом, который, казалось, усиливал тишину и в то же время был ее частью. В ветвях не было ветра, и мы не заметили в этих краях ни птиц, ни животных.

И все же когда-то здесь была жизнь, потому что вскоре мы наткнулись на ветхую старую изгородь, которая беспорядочно петляла по нижнему болоту. Мартин, подозвав меня, повернулся и пошел вдоль извилистых деревянных очертаний, пока не достиг ивы, склонившейся над землей. И там, в глубокой, темной тени древних ветвей, лежал бездонный пруд.

Он оказался маленьким — всего шесть футов в поперечнике — и черным. Черная как смоль вода, неподвижная. Пруд походил на большой немигающий глаз, зрачок которого покрывала отвратительная зеленая пена.

Подобное сравнение довольно фантастично — но что-то во внешнем виде бассейна вдохновило меня на такие мысли. Это было странно, и как-то неестественно. Нехорошо, что этот маленький пруд оказался здесь, на болоте, и, конечно, он выглядел таким же зловещим, как любое другое природное образование, которое я когда-либо видел.