Кулак Петрович И Ада - Время Вьюги. Трилогия [СИ]

— Виарэ. Южное побережье. Думаю, летом ты могла бы туда съездить.

На бледном после зимы, но все-таки покрытом остатками веснушек личике Магрит отразилась напряженная мыслительная работа:

— А почему у тебя совсем нет карточек Рэды?

За отсутствие патриотизма ему выговаривала еще Дэмонра, благо давно перестала. Наклзу вовсе не хотелось по-новому объяснять, что он плохо понимает смысл словосочетания «родное пепелище».

— Потому что это неинформативно. Карточки Виарэ похожи на то, как Виарэ действительно выглядит. А, глядя на рэдские фотографии, всегда полезно справиться с географическим атласом и знающими людьми, чтобы понять: эти места уже обстреливала имперская артиллерия или еще нет?

— Или кесарская артиллерия, — сухо добавила Магрит.

— Или кесарская. На руинах обычно не написано. Во скяком случае, если им меньше тысячи лет и люди, сделавшие их таковыми, не озаботились красивой легендой.

Георга Виссэ Наклз хорошо помнил еще студентом. Маг предпочитал не расходовать свои симпатии и антипатии на людей, которым преподавал, но для Георга в свое время сделал исключение. Вероятно потому, что, как ни претило Наклзу это признавать, парень напоминал магу его самого в юности. Виссэ в свое время чудом эвакуировала из Рэды какая-то сердобольная санитарка, через год он с трудом сдал тест на знание морхэнн, получил гражданство второго класса и — к удивлению санитарки и большого количества скептиков, считающих рэдцев сугубо неспособными к обучению — прошел конкурс с высочайшими баллами по точным наукам. Но до последнего курса писал с просто ужасающими грамматическими ошибками.

Георг был феноменально прилежен, аккуратен и, как ни странно при таком сочетании, весьма одарен. Наклз был почти уверен, что молодой человек блестяще защитит диплом и останется аспирантом, однако тут вмешалось то, что нордэны называли «роком», а люди, с хорошими баллами по теории вероятностей — «неучтенным фактором».

Георг умудрился подхватить чахотку.

Заболей он лет на десять раньше, это было бы приговором, но семь лет назад все прогрессивное население уже знало, что безнадежная чахотка — это из оперы, а в жизни есть туберкулез, возбуждаемый некоей палочкой с непроизносимым названием, и его можно лечить дэм-вельдскими антибиотиками. Так что молодой и многообещающий маг не слишком испугался, во всяком случае для той скверной ситуации, в которую попал. Он обратился за советом к преподавателю, видимо как-то почуяв в бледном Наклзе родственную душу. Наклз поговорил с Дэмонрой, Дэмонра поговорила и выпила с кем-то еще, и драгоценное лекарство с Архипелага в столицу доставили меньше, чем за месяц, и по весьма умеренной цене.

Принявшего препарат Георга едва откачали. До этого Наклз был уверен, что такие совпадения случаются только в бульварных романах плохого качества, но факт оставался фактом: у молодого человека была абсолютная непереносимость данного антибиотика. А принципиально отличавшегося по составу лекарства с аналогичными свойствами не существовало.

Остальное доделали скверный столичный климат, расшатанные нервы — о существовании «рэдского синдрома» медики поговаривали уже тогда — и галлюциногены с сигаретами, как неотъемлемая часть жизни рядового мага.

Тем не менее, Георг отучился последние курсы, блестяще защитил диплом по специальности «вероятностные манипуляции» — он изучал влияние временного промежутка между событиями на эффективность работы с вероятностями. Наклз очень хорошо это помнил, потому что буквально за пару недель до защиты Георг пришел к нему — с блестящими впервые за последние несколько лет глазами — и стал с математическими выкладками рассказывать, что в некоторых случаях аксиому Тильвара можно обойти, то есть изменить уже произошедшие события. Наклз слушал внимательно. Примерно к тому же выводу он сам пришел лет за десять до того, но, в отличие от счастливого своим открытием Георга, продвинулся в этом вопросе достаточно, чтобы растерять весь энтузиазм. Выслушав студента до конца, маг попытался объяснить, что «можно» не всегда значит «следует». На первый взгляд, внушение подействовало. Во всяком случае, последнюю главу дипломной работы Георг полностью переписал: прошлое там более не фигурировало. Но Наклз сильно сомневался, что двадцатитрехлетний парень, которому вовсе не хотелось умирать от туберкулеза, воспринял предупреждение серьезно. А дров он наломать мог, причем немалых. Наклз не был его нянькой, да и в общем просто не хотел дальше копаться в этом вопросе, попутно демонстрируя излишне умному стунденту столь же лишнюю осведомленность.

Интеллигентским чистоплюйством Наклз никогда не отличался. Знай он, что сын дворника готовит покушение на губернатора, он бы донес. А Георг, как и любой маг, был одновременно и человек, швыряющий бомбу, и сама бомба, да еще с ненадежным механизмом. Наклз поставил в известность кого следует.

Дорога в аспирантуру и, как следствие, доступ к более углубленным тренировкам и сильным галлюциногенам для Георга оказались закрыты. Тот о поступке Наклза, скорее всего, узнал, но прямо ни разу ничего не сказал. Он благополучно закончил обучение, получил лицензию и стал практиковать управление вероятностями на бытовом уровне, то есть, в основном, разыскивать пропавших собак и неверных мужей. В более высокие сферы граждане второго класса не допускались.

С тех пор прошло шесть лет. Две общие фотографии в альбоме. При последней встрече Наклз его не сразу узнал: чудовищно худой мужчина, тяжело опирающийся на трость, выглядел старше него. Маг сообразил, что перед ним стоит Георг, только когда последний поздоровался. Как показалось Наклзу, несколько иронически. У мага впервые в жизни не повернулся язык спросить человека, как у того дела. Все было и так понятно. И еще было понятно, что на следующей общей фотографии Георга, скорее всего, уже не будет.

Сколько бы Наклз ни говорил себе, что тот сам выбрал свою участь, потому что мог сменить профессию или уехать к морю, в глубине души он прекрасно понимал, как мало альтернатив было у рэдца со слабым здоровьем, отлично считающего в уме и пишущего с чудовищными ошибками. История, конечно, знала случаи, когда будущие маги высшего класса годами работали мойщиками паровозов, но для таких жизненных кульбитов все-таки требовались некоторые внешние обстоятельства. Наклз прекрасно понимал: он сам безбедно живет в калладской столице вовсе не из-за каких-то своих выдающихся талантов или, тем более, заслуг. Отнюдь. Просто двенадцать лет назад мимо его жизни пролетала одна из последних валькирий, молодая, рыжая и глупая. Ему повезло, а Георгу нет.