Питер Джеймс - Роковой выбор [litres с оптимизированной обложкой]

Ванроу сложил вместе массивные ладони.

– Это не может быть для него легко. Я его понимаю.

– Это нелегко для нас обоих.

Он посмотрел на нее со странным выражением лица, и ей было трудно разобраться, что оно означает. Ей показалось, что она увидела в нем легчайшую насмешку, и поняла, что это оттого, что он заметил ее воодушевление.

Своим взглядом Ванроу будто говорил ей, что знает, что в глубине души ей все это нравится, и она хотела сказать ему, что он не прав, что это кошмар наяву и, если бы у нее была возможность вернуться назад, она никогда бы так не поступила.

Но она промолчала. Потому что на самом деле ее просто переполняло счастье.

Кунц не верил своим глазам. Этого не могло случиться, но все же случилось. Техника не может врать. Сьюзен была видна в зеленом свете из-за того, что камера работала в режиме ночного видения. Кунц не отрываясь смотрел на ее тугие ягодицы – они не стали более плоскими, она вообще не изменилась и совсем не выглядела беременной.

Одеяло было сброшено с постели, она распласталась поперек Джона и брала его в рот. Пальцы Джона судорожно хватали простыню.

Это было тяжелое зрелище.

Она мягким движением повернулась, одновременно поднимаясь с постели, и грациозно, словно балерина, перекинула через Джона ногу. Теперь она сидела на муже верхом. Кунц увидел, как изогнулась ее спина, когда она направила его себе внутрь, услышал тихий короткий стон, но не боли, а наслаждения – она улыбалась.

И от этого Кунцу было невыносимо больно.

Он обратил внимание на Джона Картера, тоже в зеленом свете: на лице его застыло отстраненное выражение. Его член был внутри Сьюзен – а где был он сам?

Какого черта ты не с ней, Джон Картер?

Кунц скорчился, борясь с гневом, поднимающимся в груди жаркой темной волной.

Мало того что ты занимаешься этим с моей женщиной, ты еще при этом не с ней. А где? С другой женщиной? Кто она, Джон Картер?

Когда-нибудь ты мне об этом скажешь.

Когда-нибудь ты выхаркнешь ее имя с кровью.

Кунц не мог больше смотреть. Волнующиеся имбирно-зеленые волосы Сьюзен, прекрасная грудь, к которой невыносимо хотелось прикоснуться: вспышки молочно-белого на зеленом, чудесные темно-красные соски. Кунц попытался представить, что то, что Сьюзен делает с Джоном, происходит не по-настоящему, что это просто фильм, который показывают по телевизору, – это было все, что он мог сделать.

Ему на ум пришла Шестая истина, поведанная ему мистером Сароцини, которая звучала так: «Реальность такова, какой ты ее себе представляешь».

Это помогло, но не полностью, потому что истины работают на все сто процентов только тогда, когда ты осознаешь их во всей их полноте, а Кунц знал – мистер Сароцини хорошо ему это объяснил, – что его понимание истин еще далеко от совершенства.

Вот и сейчас – Сьюзен действительно достигла оргазма или только притворилась?

Он остановил пленку. Его ярость бешеным зверем рвалась наружу. Он включил канал 9, спальню, в реальном времени, и зрелище того, что происходило там в данный момент, немного успокоило его.

Джон читал журнал, посвященный Интернету. Сьюзен читала рукопись. Сегодня она не разрешила Джону заняться с ней любовью, сказала, что устала, что нужно до завтра доделать рукопись. Это вселяло в Кунца гордость за нее. За это он мог простить ей ту оплошность, которую она допустила две недели назад.

Но не Джону Картеру. Джону Картеру он ничего не собирался прощать. Джон должен быть очищен.

И мистер Сароцини обещал ему это.

Джон перевернул страницу журнала, еще одну. Затем перевел взгляд на потолок.

И Кунц взглянул прямо ему в глаза.

У Джона, лежащего на кровати в халате, появилось странное чувство, что за ним наблюдают. Это, конечно, чепуха, но все же ему было тревожно.

Он посмотрел на Сьюзен, но та была погружена в чтение рукописи. Он выбрался из постели, подошел к окну и, немного раздвинув занавески, выглянул наружу. Через собственное отражение в стекле и парк, отмеченный темными силуэтами кустов и деревьев, ему была видна строчка уличных фонарей.

Он обернулся, бросил взгляд на потолок, затем на стены.

– Джон, что случилось? – спросила Сьюзен.

– Показалось, что услышал что-то. – По крайней мере, это лучше, чем говорить ей, что за ними наблюдает кто-то невидимый.

Они затихли и прислушались.

– Показалось, – сказал он.

Затем Сьюзен вспомнила:

– Ах да, забыла сказать тебе, я слышала, как кто-то возится на чердаке. Наверное, у нас завелись мыши или крысы.

Джон пожал плечами:

– Может, птица.

– Наверное, нам стоит поставить там пару мышеловок.

– Займусь в выходные, – сказал Джон. – Я и сам хотел там все осмотреть. По-настоящему я туда и не поднимался. Никогда не знаешь, вдруг прежние хозяева забыли там коллекцию шедевров живописи.

Сьюзен улыбнулась:

– Ну да, и Святой Грааль на нижней полке серванта.

Кунц отключил монитор, оставив дом Картеров на активируемом голосом режиме записи, и взял со стола раскрытый на середине роман Марселя Пруста. Джон Картер может осматривать свой чердак столько, сколько его душе угодно. Кунц убедился, что запись пошла, и устроился в кресле поудобнее.

Только следующим утром, после того как компьютер просканировал записанную за ночь пленку, Кунц услышал, как закричала Сьюзен.

Темноту рассеивало пламя единственной свечи; отблеск света падал на лицо старика.

Тяжелые портьеры на окнах были опущены, оставляя ночь снаружи, но для старика, неподвижно лежащего на постели и смотрящего в потолок незрячими глазами, это не имело значения. Темнота была его неразлучным спутником уже больше десяти лет. Но и это было не важно, так как за свою жизнь он повидал достаточно.

Важен был лишь свет, который ярко горел у него в голове, невидимый за жестоким, изборожденным морщинами лицом. Этот свет подпитывался знанием, хранящимся там, – знанием, находящимся в полном распоряжении старика. В этой комнате хранилось не меньше пяти тысяч книг, расставленных на полках плотными рядами, от пола до потолка, так что не было видно стен, и он мог, если бы захотел, процитировать на память любую строчку любой страницы любой из них и еще многих тысяч других.

По изменению ритма циркуляции воздуха и по присутствию в нем нового запаха он понял, что в комнату кто-то вошел, и определил, кто этот человек, еще до того, как тот закрыл дверь. Он тихо приветствовал гостя на языке, на котором могло говорить меньше тысячи людей на земном шаре.

И мистер Сароцини, приближаясь к постели, ответил на приветствие на том же языке. Он склонил голову в знак уважения, несмотря на то что старик не мог этого видеть. И остался стоять. Сидеть в этой комнате не разрешалось даже мистеру Сароцини.