Линдси Карри - Странное происшествие на Тенистой улице

Этот его ответ почему-то немного улучшил мне настроение. Если Кэссиди начала странно вести себя несколько недель назад, значит, дело вовсе не во мне. Не я так сильно её раздражаю. Меня здесь тогда вообще не было! Хотя, если вспомнить, как она на меня смотрела – словно я огромный назойливый комар, – я тоже, наверное, внесла свою лепту в её раздражение. Уж не знаю почему.

Я сползаю вниз по скамье, полная мрачных мыслей. И в этот момент замечаю странное выражение лица Ричи. Он смотрит в тот конец столовой, где всё ещё стоит Кэссиди. Он бросает на неё взгляд – я не могу его расшифровать, – и она в ответ закатывает глаза. Ричи лишь вздыхает и снова утыкается в свой поднос.

И что это было?

Я всё ещё пытаюсь понять, что это был за бессловесный диалог между Ричи и Кэссиди, когда Эндрю наклоняется ко мне так близко, что я чувствую, как от него пахнет сырными чипсами.

– Что там про дом с привидениями?

– Ничего, забудь. Не хочу об этом говорить. – Я пытаюсь встать, но он удерживает меня за руку и тянет вниз, на скамейку.

– Нет, правда, мне не стоило об этом говорить. Я просто пыталась рассказать что-нибудь интересное. Но это всё чушь, ерунда.

– Я видел твоё лицо, Тесса. Ты не придумывала. У тебя были испуганные глаза.

Мне хочется ему сказать, что он не прав, но я понимаю, что это было бы неправдой. Эндрю улыбается:

– Да, тебе не светит карьера профессионального игрока в покер, ты просто не умеешь врать. У тебя на лице всё написано.

– Знаю.

– Так зачем тогда ты пыталась меня убедить, что ты всё это придумала?

Пожав плечами, я вздыхаю. Не знаю почему. Наверное, я боялась показаться Эндрю ненормальной, когда всё ему расскажу. О том, что в моём альбоме неизвестно откуда появился странный рисунок. Что взбесилась моя ванная и что мне становится страшно каждый раз, когда я переступаю порог своего дома. Это звучит странно. Я как будто сошла с ума.

– Моя мама постоянно говорила, что наш дом – с привидениями, – говорит Ричи. – Она слышала много всяких страшных звуков и всегда боялась.

Я насторожённо смотрю на него, пытаясь понять, не подкалывает ли он меня. Ну, чтобы меня разговорить, а потом посмеяться. Но нет, кажется, он не шутит.

– Ну да, у нас что-то такое и происходит. А что вы с этим делали?

Ричи допивает молоко и открывает второй пакетик. Всего на его подносе три упаковки. Похоже, он обожает молоко.

– Мы позвонили в службу по борьбе с вредителями. Оказалось, у нас в стенах поселились крысы. Такие чёрные, с длинными жёлтыми зубами. Они были настолько жуткими, что мама упала в обморок, когда ей их показали.

Вздрогнув, я смотрю на свой поднос. Я не в восторге от мысли о желтозубых крысах, но, с другой стороны, это немного приободряет. Может быть, эти звуки, которые слышала мама, тоже издавали грызуны. Хотя грызунами не объяснить рисунок в моём альбоме… и то, что произошло в ванной.

– Не думаю, что странные вещи, которые происходят у меня дома, можно списать на крыс. Или на жуков, птиц и ещё кого-то, кто может издавать звуки. – Я замолкаю, размышляя, как много могу им рассказать. – Я немного рисую… То есть я начинающий художник. Эта штука, которая издаёт звуки, она ещё и рисует в моём альбоме.

Над столом повисло молчание. Ричи замирает с недоеденной картошкой в зубах, глаза его неразговорчивой сестры кажутся ещё огромней. Эндрю берёт последний кусочек чипса с подноса, крутит в руках и бросает обратно. Потом смотрит на меня:

– Я видел, как ты рисовала у воды. Мне хотелось подойти и поболтать, но отец спешил на встречу, так что не было времени. – Он замолкает и смотрит мне в глаза. – И что тебе там нарисовали?

Я мысленно возвращаюсь к ровным углам и великолепным теням. Даже сейчас мне не по себе.

– Коробку. Ящик какой-то.

– А в коробке что-то было? – Ричи обменивает своё третье молоко на шоколад сестры. Та, похоже, так ничего и не съела со своего подноса.

Я качаю головой:

– Нет. Она была пустая. Но есть ещё картина, которая висит в холле, она тоже всё время меняется. Цвета становятся темнее, а настроение картины более грустным.

Не могу поверить, что сама это им рассказываю.

– Напомни, где ты живёшь? – спрашивает Эндрю.

– Тенистая улица. Недалеко от озера, где мы познакомились.

Эндрю проводит рукой по волосам, взлохмачивая их.

– Я живу неподалёку. На Сёрф-стрит. Может быть, загляну в гости, помогу исследовать дом?

– Конечно. Спасибо.

– Раньше в том районе было кладбище, – неожиданно говорит Нина. Удивительно, она наконец хоть что-то произнесла!

Огромные глаза Нины смотрят на меня, они похожи на блюдца с коричневой краской. Если бы мне пришлось определить их цвет, я бы сказала, что это какао-бобы. Они напоминают камыши, только чуть темнее.

– Правда? – удивляется Ричи. – Откуда ты знаешь?

– Читала, – спокойно отвечает Нина. Прежняя застенчивость куда-то исчезла, сейчас она выглядит… взволнованной. – В восемнадцатом веке люди, которые там похоронены, начали всплывать.

– Что? – спрашиваю я. – Как это?

Я чувствую, как по спине бегут мурашки. Как и всегда, когда я думаю об этом доме.

– Ну опять ты, Нина! – стонет Ричи. – Заканчивай со своей паранормальной чушью.

Нина бросает на брата раздражённый взгляд и продолжает:

– Тела были захоронены слишком близко к берегу озера. Влага через почву проникла к могилам, так что мертвецы некоторым образом…

– Некоторым образом – что? – перебивает Эндрю.

Я чувствую, как по спине бежит холодок, и с трудом удерживаюсь на месте.

– Ну, скажем, они не так долго пролежали в земле. В общем, большую часть их в итоге выкопали и перезахоронили на северном кладбище. Они до сих пор там. Если хотите, можете проверить.

– Бродить по какому-то жуткому кладбищу? – ужасаюсь я. – Нет уж, спасибо.

Эндрю задумчиво молчит. Ричи забыл про свою картошку и пристально смотрит на меня. Так, словно не уверен, хочет ли он продолжать сидеть со мной за одним столом. Будто жить в доме с привидениями заразно.

Нина пожимает плечами и смотрит на свой поднос. Её длинные каштановые волосы закрывают лицо как занавес, скрывая круглые глаза. Меня огорчает, что она снова смущается, но я и в самом деле не хочу бродить с ней среди надгробий.

– Спасибо за рассказ. Кто знает, может, парочку тел так и не перезахоронили. – Я нервно смеюсь. Мерзкая мысль.

– Двенадцать тысяч. Около двенадцати тысяч тел всё ещё лежат в районе Линкольн-парка. Ну и местами под Золотым берегом.

– То есть прямо под моим домом? – почти задохнувшись, говорю я.

Нина бросает на меня серьёзный взгляд. Он меня немного пугает.

– Под всеми нашими домами.

Каждый хороший художник перед началом новой картины всегда проводит исследование. Два года назад мама больше четырёх месяцев работала над одним сюжетом. Это был вид на гавань через дорогу от нашего дома. Она ходила туда каждый день, рассматривала гавань с разных ракурсов, при разном освещении, прежде чем выбрала тот, который ей подходил.