Кристофер Голден - Арарат [litres]

Окно слегка приоткрыто, и через щель тянет утренним холодком. В отдалении слышен веселый смех детей. Она хочет узнать, в какую они играют игру, поэтому подходит к окну и наклоняет голову, чтобы рассмотреть получше. Там стоит смеющийся мальчик. Он пинает футбольный мяч на дорогу, нимало не беспокоясь о том, что по узкой улочке может кто-то проехать. Утренняя роса блестит на тротуаре и проезжей части, в окнах квартиры напротив Мериам горит свет.

По улочке на мотоцикле едет молодая женщина с яркими кобальтово-синими волосами. Когда-то Мериам почти год красила волосы в такой же цвет, но теперь не может вспомнить, почему от этого отказалась. Она замечает маленькую девочку, преследующую мальчика с мячом. Бегущая девочка рассержена: она изо всех сил машет руками, лицо ее искажено досадой, и Мериам понимает, что мяч принадлежит ей. Маленький мальчик просто украл его, возможно, из озорства. Молодая женщина предостерегающе кричит и резко сворачивает, едва не наехав на девочку.

Сердце Мериам колотится, ей хочется закричать. Но они не нуждаются в ее предупреждении – молодая женщина и эта маленькая девочка, каждая из которых почему-то похожа на саму Мериам. Это другие Мериам, из других времен. Лицу становится жарко – несмотря на то что все тело дрожит от холодного весеннего воздуха, задувающего через щель в окне. Несчастного случая удалось избежать, и она провожает убегающую девочку взглядом.

– Мама, – раздается голос за ее плечом.

Ледяные пальцы касаются ее руки, и Мериам вздрагивает. А где Адам? Его здесь нет. Его нет там, где он должен быть. А где опухоль? Ее тоже нет. Ее нет там, где она должна была быть.

– Мама…

Она смотрит на девочку, догнавшую, наконец, маленького воришку – мальчика, который стащил у нее мяч. А девочка-то жестокая…

Пальцы продолжают сжимать ее предплечье. Они обжигают холодом. Детский голос снова шепчет ее имя. Мериам заставляет себя оторвать взгляд от окна и оборачивается.

– В чем дело, Жо? – спрашивает она.

Жо улыбается в ответ. Жо - жо, ее маленькая Жозефина.

– Не грусти, мама, – говорит ее малышка. – Ты не должна была меня родить. Меня оставили в живых только для того, чтобы потом забрать. Своей грустью ты только делаешь им приятно.

Смущенная – но вас ведь это не смутило, не так ли? – Мериам садится на корточки перед своей девочкой. У Жо-жо прекрасные глаза – цвета начищенной меди. Они блестят, подчеркивая легкую смуглость кожи. Волосы ниспадают естественными локонами. Такая красивая маленькая девочка. Когда-нибудь у людей будет перехватывать дыхание от одного ее вида. Когда-нибудь.

Но что Жо делает в этой квартире? Как она может быть одновременно здесь и там – гоняться по улице за мальчиком?

– Ты его поймала? – спрашивает у нее Мериам.

Жо берет ее ладонь и сильно сжимает, глядя Мериам в глаза.

– Не смотри больше в окно, мам.

Мериам слышит смех маленького воришки, несущийся по ветру. Он как будто становится громче. Комната освещена таким же серым сказочным светом, как и пространство снаружи, но здесь Мериам находится среди тщательно подобранной мебели, окруженная воспоминаниями о приключениях, которые они с Адамом пережили до появления Жо… И единственный яркий цвет здесь – сияющая медь в глазах дочери.

– Не оборачивайся, – предупреждает Жо.

Ее блестящие глаза, похожие на медные монетки, становятся еще ярче, в то время как прочие черты лица блекнут. Вьющиеся локоны волос истончаются до состояния тумана.

– Нет, – говорит она и тянется к своей маленькой девочке. К своей Жо-жо. Но Жо пропадает, и руки Мериам проваливаются в пустоту, как будто сама попытка прикоснуться к ней, попытка удержать любовь, переполняющую сердце Мериам, заставляет дочь обратиться в дым и исчезнуть. Медные глаза дочери гаснут в последнюю очередь, следом затихает эхо ее голоса:

Не смотри. Мама, не смотри. Мама, не…

Мериам оборачивается и смотрит в окно. Как будто и секунды не прошло с тех пор, когда она ощутила пальцы Жо на своей руке. Ощутила прикосновение маленькой девочки, которую они с Адамом принесли в этот мир, дочери, которой никогда не суждено было родиться…

На улице решительная рассерженная Жозефина догоняет маленького вора и хватает его за руку. И в тот момент, когда пальцы ее прикасаются к коже мальчика, все цветы на узкой улочке Мейфэра одновременно вянут и умирают.

Мальчик забывает про футбольный мяч и оборачивается к Жо.

Почему - то до этого момента Мериам не замечала, что у него есть рога.

Она кричит.

И просыпается.

Мериам проснулась в слезах. Она перевернулась на бок и свернулась в комочек, не до конца понимая, пробудилась ли она окончательно. Тело напряглось, дыхание сбилось. Она вздрогнула, застонав, и крепко сжала веки, боясь того, что может увидеть, если откроет глаза. В груди болело, сердце тяжело колотилось в груди. Все тело ощущало холод, ледяной ветер касался открытой кожи рук, лица и шеи. Ей хотелось кричать.

Кричать, кричать и кричать.

Эхо ее собственного надтреснутого голоса еще звучало в ее ушах, но душу переполняло чувство потери. Потери всего, что раньше она считала возможным. Все мечты, которые она когда-либо хранила в тайных уголках своего сердца, всякая надежда на любовь и удовлетворение жизнью – все было похоронено в тот момент, когда она узнала про рак. Но во сне все это вылезло наружу, обернувшись кошмаром, и больно ударило по нервам.

– Мериам!

Имя прозвучало почти как мама .

Холодные пальцы прикоснулись к ее руке, и она вскочила, как ужаленная, увлекая за собой одеяло. Свалившись с кушетки, она стала отползать прочь, пока не прижалась спиной к жесткой пластиковой стене. Лишь моргнув, она осознала, что глаза ее уже открыты. Освещение было тусклым и мрачным. Возвышающаяся темная фигура вновь потянулась к ней, и она ударила ее по рукам.

– Все в порядке, – раздался голос. – Мериам, это всего лишь сон. Просто ночной кошмар.

Опустив руки, она уставилась на него. На Уокера . Мериам попыталась успокоить дыхание, но сердце колотилось как бешеное. Наконец сознание окончательно вернулось к ней, и она вспомнила, где находится. Это медицинский блок. Она спала на одной из кушеток, запертая даже не в кошмарном сне, а в аду. Смертельный ужас и печаль все еще переполняли ее, и подсознание искало хоть какой-то выход, хоть какой-то способ сбросить с себя эти чувства, прежде чем они ее уничтожат.

– Все в порядке, – повторил Уокер, протягивая к ней руки. – Почему бы тебе не вернуться на кушетку? Полежи немного, дай сну рассеяться. А он обязательно рассеется, что бы тебе ни снилось… какой бы кошмар ни проник внутрь тебя. Просто подыши и дай себе проснуться.