Кристофер Голден - Арарат [litres]

Но Адам уже бросился к Ким и Уокеру, оставив Мериам лежать на снегу.

Демон припал к земле. Потом поднял руку и помахал ей словно цирковой клоун ребенку в зале, показывающий, что дальнейшее представление будет предназначено только ему. Затем напрыгнул на Уокера, ударил его обоими кулаками и толкнул на снег.

Мериам могла лишь наблюдать за разворачивающимся кошмаром.

Уокер чувствовал удары по черепу, словно дикую музыку, бьющую по мозгу. Увидев священника, он замешкался. И с его стороны это было очень глупо. Старик стоял в черной рясе с белой нашивкой на воротнике, без шапки, куртки и балаклавы, спустя час после того, как они видели его в последний раз… Не было ни малейших шансов на то, что он дошел сюда без помощи демона.

И вот на Уокера обрушились кулаки. Кулаки отца Корнелиуса. Покрытые тонкой старческой кожей, с синими венками, пигментными пятнами и… ссадинами на костяшках пальцев. Нос Уокера хрустнул, ломаясь, во рту появилась кровь. Он взревел и стал биться из стороны в сторону, пытаясь вырваться. Но существо внутри священника обладало адской силой, намного превышающей возможности мускулов.

«Ад», – подумал он, когда в левый висок врезался кулак, и он почувствовал, как треснула скуловая кость. Теперь он верил в Ад. А значит, где-то там, наверху, существует и Бог, которому плевать на Уокера. Все они, умирающие на склоне горы Арарат, оказались недостойны его внимания.

Еще один удар. С правой стороны, сломавший верхний резец.

«Бог, ты все-таки козел» , – произнес он мысленно.

Закряхтев, он дернул рукой, развернул пистолет и спустил курок. После широко раскатившегося выстрела ухмылка стерлась с лица Корнелиуса. Оранжевый блеск в его глазах ярко вспыхнул, он зарычал и обхватил горло Уокера обеими руками, словно решив, что время игр закончилось и пора приступать к убийству.

Секунды. На все эти удары и мысли, пронесшиеся в голове, ушли считаные секунды.

В глазах Уокера потемнело. Огни в голове постепенно гасли.

Затем он услышал крики на два голоса, и один из этих голосов принадлежал Ким Сон. Хватка демона ослабла. Уокер моргнул. Зрение прояснилось достаточно, чтобы увидеть, как Ким и Адам борются с отцом Корнелиусом. Адам обхватил рукой горло священника и стал тянуть назад, пытаясь оторвать его от Уокера. Ким держала Корнелиуса за левую кисть и силилась оттащить, ногтями свободной руки царапая глаза.

Затем она убрала руку от его лица, потянулась к поясу и выхватила ледоруб. Металл влажно блеснул, когда она размахнулась и воткнула стальной клюв священнику под ребра. С присвистом и хрипом отец Корнелиус отшатнулся назад. Адам толкнул его, и священник скатился по земле с ледорубом, все еще торчащим из левого бока.

Отец Корнелиус вскинул голову и посмотрел на них убийственным взглядом. Пламя в его глазах пылало так ярко, что вполне могло оказаться настоящим огнем.

Уокер поднял оружие и выстрелил в священника. Пуля попала в правое плечо и слегка отбросила его назад.

«Еще не поздно» , – сказал Уокер себе.

– Адам, сорви с него амулет!

Демон стал извиваться и шипеть, когда Адам набросился на него. Ким схватила его за левую руку и стала тянуть назад. Но когда Адаму удалось схватить священника за воротник, он сорвал лишь белый знак священнического сана.

Отец Корнелиус дотянулся до шеи Адама и воткнул в нее свои пальцы. Затем вырвал дыхательное горло с брызгами яркой крови.

Снова пошел снег.

Уокер закричал, не веря своим глазам. Он кинулся на демона и сбил его на землю. Затем прижал ствол пистолета к подбородку священника и позвал Ким.

Рука Ким мелькнула перед ним, залезла под распахнутый ворот Корнелиуса и сорвала битумный амулет с шеи. Затем кулак с зажатой в нем бечевкой отодвинулся, Ким взмахнула рукой и швырнула блестящий черный осколок изо всех сил далеко в метель – как можно дальше от Первого Лагеря.

Уокер увидел, что глаза священника прояснились, а значит, демон ушел. Осознание того, что он наделал, затопило разум отца Корнелиуса, и старик горько заплакал. Он лежал на земле, а снежинки мягко танцевали у него на лице.

За спиной раздался вой Мериам. Уокер никогда еще не слышал настолько слабого, рваного, полного боли и отчаяния крика.

Адам лежал на земле с разодранным горлом, из которого толчками вытекала кровь. Словно на него напали волки, но бросили свою добычу.

– О господи, – пробормотала Ким.

Легкий снежный вихрь ласкал их всех вместе – как живых, так и мертвых.

Ким проковыляла мимо трупа Адама и подошла к Мериам. Уокер услышал, как она пытается утешить ее, но Мериам не обращала на нее внимания. Она только кричала своему мертвому жениху, просила его встать, говорила, что ему надо жить, что без него все это не имеет смысла.

– Отец, – сказал Уокер, наклонившись к лежащему на снегу священнику.

Ледоруб по-прежнему торчал у него из-под ребер, с противоположной стороны груди вытекала кровь из пулевого отверстия. Но Уокер видел, что эти раны – далеко не худшее, что произошло со стариком. Лицо его было изуродовано настолько сильно и он потерял так много крови, что казалось невероятным, что он вообще добрался до Первого Лагеря. Мороз и потеря крови должны были убить его, но демон стал печью, согревавшей его изнутри, и двигателем, заставлявшим идти вперед.

А теперь этот огонь исчез.

– Отец… – повторил Уокер.

Губы старика шевелились, несмотря на чудовищно разорванный рот. У него получалось издавать только булькающий дребезжащий шепот, почти неразборчивый из-за увечий, но Уокер понял. Отец Корнелиус молился. Эти слова Уокер уже слышал однажды – когда стоял у постели матери возле священника, вызванного в больницу для последнего обряда. Это была отходная молитва, произносимая над умирающими, и теперь отец Корнелиус читал ее для себя.

Уокер молчал, держал старика за руку и молился вместе с ним.

На тот случай, если Бог их все-таки услышит…

Втроем они продолжили путь из Первого Лагеря вниз. Мериам шла между Ким и Уокером. Она шаталась, но изо всех сил старалась держаться прямо. Иногда ей удавалось идти самостоятельно, хотя и не без помощи твердой руки, но порой у нее начинала сильно кружиться голова, ее окутывала тьма, и тогда им приходилось обхватывать ее за плечи и практически тащить на себе.

Разбитые и измученные, они продолжали тащиться вниз, и когда наступили сумерки, они почти подошли к тому месту, где будут стоять грузовики и ходить живые люди. А еще там будет еда.

«Господи боже, еда» , – подумала Мериам, ощутив сильный приступ голода.

Снег продолжал падать, но теперь легчайший. Небеса словно дарили красоту в качестве извинения за жестокую метель, бушевавшую на горе.