Йон Линдквист - Химмельстранд. Место первое [Литрес]

– Даже Иисус побрезговал бы твоей вонючей дыркой.

Солнечное сплетение прошила болезненная судорога. Петер согнулся вдвое, сжал, как мог, ягодицы и рванул дверь в туалет. Еле успел спустить брюки, и его пронесло. Он зажал рот рукой, чтобы ко всему еще и не вырвало.

Даже Иисус побрезговал бы твоей вонючей дыркой.

Эти слова впечатались в память навсегда. Тот вечер, когда отец чуть не убил маму. Он никогда не рассказывал об этом даже Изабелле, не говоря уж о Молли. Он никогда и никому об этом не рассказывал.

Петер глубоко вдохнул носом, и от чудовищного зловония его опять чуть не вырвало.

Даже Иисус…

В дверь постучали. Тошнота сменилась паникой. За дверью стоит отец. С молотком в руках. И на этот раз его ничто не остановит, у него даже нет распятия, чтобы остановить последний, смертельный замах. И даже если бы было, здесь оно не имеет силы, потому что поле бесконечно . Потому что Бога здесь нет .

Петер вспомнил маленькое тельце, комочек пронзительного тепла, он вспомнил крольчонка Диего, которого Бог забрал к себе, вспомнил все удары, все горести жизни – и конечно же, жизнь эта так и должна закончиться. В вонючем сортире и в собственной блевотине…

– Папа? – голос Молли за дверью.

Петер проглотил слюну и выдохнул. Молли говорила, как всегда. Тонкий детский голосок, никаких рыкающих отцовских обертонов.

– Папа, я не виновата. Мама оставила меня в туннеле. Почему она это сделала?

Оказывается, можно дышать ртом, тогда рвотные позывы не так мучительны. Он глубоко вдохнул. Несколько раз. Подтерся. Встал – весь унитаз забрызган изнутри светло-коричневой жижей.

Вода. Надо беречь воду.

За каким чертом ее беречь? Он нажал на кнопку, но ничего не произошло. Бак с водой уцелел во время дождя, но воды нет. Вода кончилась. Что ж… еще одна приятная новость, в дополнение ко всему остальному.

Он закрыл крышку и вышел из туалета.

Молли сморщила носик. Петер поспешил закрыть дверь.

– Какой туннель?

– Где мы раньше жили. Когда я была маленькая.

– Брункебергский туннель?

– Я не знаю, как он называется.

– Изабелла оставила тебя в Брункебергском туннеле?

– Да. Надолго. Там было темно. Я не понимаю.

Петер устал качать головой.

– И я не понимаю.

Молли осмотрелась, словно видела кемпер впервые, и сжала губы в узенькую ленточку.

– Мы должны выкинуть мамины вещи.

Петер не видел причин протестовать. Молли пооткрывала все ящики гардероба, собрала одежду Изабеллы и бросила на разделочный стол.

Он, совершенно обессиленный кишечным взрывом, тяжело опустился на кровать и равнодушно наблюдал, как Молли достает откуда-то лохмотья модных журналов, как двумя пальцами берет оплывший под дождем лэптоп и швыряет его в мойку. Все это она проделала с брезгливостью и скрытым раздражением, как квартиросдатчица, прибирающая за насвинячившим постояльцем.

– Так лучше?

Молли покачала головой и показала на ящик под кроватью, с той стороны, где спала Изабелла.

– Это тоже.

Петер вытащил ящик – он был под матрацем и не пострадал от дождя.

Молли вывалила содержимое на пол. В основном видеодиски «ужастиков» – «Макабр», «Подопытная свинка», «Сербский фильм». Еще какие-то глянцевые журналы. Косметика, конфетные обертки, рекламная брошюра люкс-отеля в Дубае.

И маленькая шкатулка.

– А это что?

– Не знаю, – Петер пожал плечами. – Никогда раньше не видел.

Коробочка величиной с кубик Рубика. Черное дерево с золотым или под золото замысловатым орнаментом. Петер не настолько знаком с подробностями, чтобы определить, антиквариат это или рекламная подделка. Скорее антиквариат – на это указывает сложный и искусно выполненный механизм замка. Молли потрогала пальцем изящную задвижку, кнопку под ней и два крючочка. Глаза ее блеснули.

– Это мамина тайна.

Хотя Петер исчерпал все свои эмоциональные резервы, он почувствовал укол любопытства – и что будет, если нажать на кнопку? Что там, в этой шкатулке?

Пока он гадал, Молли, удерживая кнопку, отодвинула задвижку и открыла коробочку.

Петеру не было видно содержимое шкатулки, зато он видел, как среагировала Молли на «мамину тайну» – по щекам ее потекли самые обычные детские слезы. Петер нагнулся, чтобы рассмотреть содержимое, но Молли со стуком захлопнула шкатулку, вытерла слезы и зло посмотрела на отца. Издала звук, похожий на короткий лай маленькой собачонки, не столько передала, сколько швырнула коробку Петеру, бросилась к двери и выскочила из вагончика.

Надо было бы побежать за ней, но у Петера не было ни сил, ни желания. Он привстал было, но тут же опустился на матрас и открыл шкатулку.

Шкатулка была пуста.

Петер с трудом расправил затекшую спину и закрыл глаза.

– Стефан, надо промыть спину.

– Да, но вода…

– Вода у нас есть.

– В ограниченном количестве.

– Кончай. Иди сюда.

Стефан расстегнул пуговицы на сорочке. Малейшее движение причиняло боль, но он испытал и облегчение – опасения, что ткань рубашки сплавилась с кожей, не подтвердились.

Он начал осторожно, морщась и вскрикивая, стягивать рубашку.

– Папа, не надо! – Эмиль закрыл ладошками глаза и затряс головой.

Значит, вид у него жутковатый.

Стефан попробовал присесть на табуретку, но это причинило такую боль, что он сразу встал.

– Снимай все, – распорядилась Карина. – Надо промыть все тело.

Она налила воду в кувшин.

Стефан начал расстегивать брюки, и тут Эмиль не выдержал. Он схватил рысенка и пошел к двери.

– Никуда не уходи, – Карина нахмурилась. – Держись поблизости.

– Папа… спасибо, что ты спас моих зверей.

Карина посмотрела на спину Стефана и вздохнула.

– Так скверно? – спросил он.

– Я не знаю… откуда мне знать. Но боль наверняка адская. Давай попробуем, может, будет легче.

Должно быть, чувствительные рецепторы на спине сожжены, потому что Стефан ничего не почувствовал, кроме небольшой смены температуры.

– Так лучше?

– Да… намного.

– Надо промыть как следует. Сколько воды в баке? Двести литров?

– Что ты видела?

Карина замерла с кувшином в руке.

– Где? Что ты имеешь в виду?

– Когда ты смотрела на этих… четверых. Ты тогда сказала, что это долгая история. Я хочу послушать. Время у нас есть.

Карина двинулась к Стефану и начала поливать его спину, ягодицы, бедра.

– Это была другая жизнь… она к нам не имеет отношения.

Стефан подождал, пока она опорожнит кувшин. Карина опять двинулась к крану, но он крепко взял ее за руку.

– Карина… В этом месте я понял одну вещь. Не знать друг друга очень опасно. Опасно не понимать, о чем думают другие. Какой груз несут за спиной.

Карина вырвалась и пошла наполнять кувшин. Промолчала, но Стефан подметил, что слова его произвели на нее впечатление.