Стивен Кинг - Черный дом

«Гип-гип ура, — думает Пит. — Во всем есть светлая сторона. Если завтра с нашего тротуара утащат еще какого-нибудь маленького засранца, я буду только за».

— Ладно, ладно, ладно, — продолжает Ребекка, открывает глаза, опускает руки. Пит Уэкслер смотрит куда-то за ее плечо, лицо у него — маска бесстрастности, и она сразу понимает, что к чему. Святой Боже, ну и дикарь. — Все не так плохо, как я думала. Во-первых, ты видел лишь полисмена, укладывающего в багажник велосипед. Может, его украли. Может, его взял без спроса другой мальчик, а потом бросил и убежал. Коп мог разыскивать этот велосипед. Или мальчика, который ехал на этом велосипеде, сбила машина. Но даже если произошло самое страшное, не думаю, что нам это может повредить. «Макстон» не несет ответственности за происходящее вне его территории.

Она поворачивается к Генри, на лице которого написано, что он хотел бы находиться в сотне миль отсюда.

— Извините, я знаю, что мои слова звучат очень уж хладнокровно. Из-за этой истории с Рыбаком я расстроена не меньше других, учитывая, что двое детей погибли и еще одна девочка пропала. Мы все так расстроены, что соображаем с трудом. Но ужасно не хотелось бы, чтобы нас втянули в это дело, понимаете?

— Я прекрасно все вижу, — отвечает Генри. — Будучи одним из тех слепых, на которых постоянно ссылается Джордж Рэтбан.

— Ха! — вырывается у Пита Уэкслера.

— И вы со мной согласны, не так ли?

— Я — джентльмен и соглашаюсь со всеми. Я соглашаюсь с Питом в том, что наш местный монстр мог похитить еще одного ребенка. Патрульный Чита, или как его там, вроде бы выглядел слишком озабоченным, так что речь не могла идти о похищенном велосипеде. И я соглашаюсь с вами, что «Макстон» нельзя винить за случившееся.

— Верно, — кивает Ребекка.

— Если только здесь нет человека, имеющего отношение к убийствам этих детей.

— Но это невозможно! — восклицает Ребекка. — Большинство находящихся у нас мужчин не могут вспомнить даже собственного имени.

— Десятилетняя девочка сможет справиться с любым из этих доходяг, — поддакивает Пит. — Даже те, кто не страдает старческой болезнью note 50 Note50 Пит имеет в виду болезнь Альцгеймера, которой страдает значительный процент пожилых белых американцев. , ходят в собственном.., вы понимаете.

— Вы забываете про персонал, — говорит Генри.

— Что? — Ребекка на мгновение теряет дар речи. — Да перестаньте… Это безответственное заявление.

— Ваша правда. Возможно. Но, если все это будет продолжаться, никто не может быть вне подозрений. Таково мое мнение.

По спине Пита Уэкслера вдруг пробегает холодок: если городские копы начнут допрашивать пациентов «Макстона», его «развлечения» могут вытащить на свет божий и Уэнделл Грин устроит себе еще один праздник. И тут ему приходит в голову блестящая идея, которую он сразу же озвучивает, в надежде произвести впечатление на миз Вайлис:

— Знаете что? Копы должны поговорить с этим парнем из Калифорнии, знаменитым детективом, который прищучил Киндерлинга два или три года назад. Он, кажется, живет где-то неподалеку. Нам нужен такой ас. Нашим копам Рыбак не по зубам. А этот парень, он, возможно, с ним справится.

— Как к месту вы это сказали, — поворачивается к нему Генри. — Я с вами полностью согласен. Пора Джеку Сойеру браться за дело. Я переговорю с ним еще раз.

— Вы его знаете? — спрашивает Ребекка.

— О да, — кивает Генри. — Знаю. Но мне тоже пора браться за дело, не правда ли?

— Еще есть несколько минут. Пока все на улице.

Ребекка выводит его из коридора в актовый зал, и втроем они пересекают его, направляясь к возвышению. Микрофон Генри поблескивает перед столом, на котором стоят динамики и проигрыватель.

— Места тут много, — говорит Генри с пугающей Ребекку точностью.

— Неужели вы это чувствуете?

— Безусловно, — отвечает Генри. — Мы, должно быть, близко.

— Все перед вами. Вам нужна помощь?

Генри выставляет ногу, постукивает по полу импровизированной сцены. Проводит рукой по торцу стола, находит микрофон.

— На данный момент нет, дорогая. — И поднимается на возвышение. Касаясь рукой стола, огибает его, находит проигрыватель. — Все отлично. Пит, вас не затруднит поставить коробки с пластинками на стол? Ту, что сверху, вот сюда, следующую — справа от нее.

— Каков он, ваш друг Джек? — спрашивает Ребекка.

— Дитя шторма. Котик, но с острыми когтями. Должен сказать, иной раз с ним очень нелегко.

Через раскрытые окна доносится шум толпы, гул разговоров прорезывает детские крики и песни, исполняемые под аккомпанемент дребезжащего старого рояля. Пит уже положил на стол коробки с пластинками.

— Я, пожалуй, пойду, потому что Шустрик, наверно, уже ищет меня. После того как они придут сюда, предстоит большая уборка.

Пит выходит, катя перед собой тележку. Ребекка спрашивает, чем она может помочь.

— Верхний свет включен, не так ли? Пожалуйста, погасите его и подождите, пока появится первая волна. Потом включите розовый прожектор и готовьтесь к тому, что сердце выскочит у вас из груди.

— Вы хотите, чтобы я выключила свет.

— Вы все поймете.

Ребекка идет к двери, выключает верхний свет и, как и обещал Генри, все понимает. Мягкий дневной свет, вливающийся в окна, заменяет слепящий глаз электрический. Актовый зал словно плывет в туманной дымке. «Розовый луч будет здесь к месту», — думает Ребекка.

На лужайке заканчивается прелюдия к танцам. Старички и старушки доедают клубничные пирожные и допивают газировку за столиками, а господин в соломенной шляпе и красных подтяжках, играющий на рояле, с последними громкими аккордами «Сердца и души» закрывает крышку клавиатуры и встает под аплодисменты. Внуки, которым никак не хотелось (а что делать?) идти на этот фестиваль, теперь шныряют между столами и инвалидными креслами, избегая взглядов родителей и надеясь заполучить последний воздушный шарик у женщины в клоунском наряде и огненно-рыжем парике, которая их раздает.

Элис Уитерс аплодирует пианисту: сорок лет тому назад под ее руководством он из-под палки постигал азы игры на рояле, зато теперь польза очевидна: он может заработать несколько баксов в свободное от основной работы (продает спортивные костюмы и бейсболки на Чейз-стрит) время. Чарльз Бернсайд, отмытый добросердечным Батчем Йерксой, в белой рубашке и грязных широченных штанах стоит чуть в стороне от толпы под большим дубом, не аплодирует — недовольно фыркает. Расстегнутый воротник оголяет морщинистую шею. Время от времени он вытирает рот рукой или ковыряет иззубренным ногтем в зубах, но не двигается. Выглядит так, будто его высадили на обочине дороги, да там и оставили. Если кто-то из расшалившихся внуков приближается к Берни, его тут же уносит в сторону, словно отталкивает неким силовым полем.