Гастон Леру - Восставший из мертвых

Гости теперь даже не осведомлялись, есть ли новости от Андре. Такой вопрос мог бы показаться бестактным. На Жака и на его жену смотрели, как на законных владельцев Ла-Розере.

Внезапно Фанни перестала обращать внимание на разговоры об игре в гольф и всевозможные сплетни. В комнате появились Сен-Фирмены.

Она с трудом узнала Марту. Она не видела ее целых пять лет. Молодая жена нотариуса стала тенью прежней Марты. Из бледной она сделалась совсем прозрачной. Впору было сравнить ее с призраком, готовым растаять в воздухе. Простое белое тюлевое платье еще больше подчеркивало эту бесплотность.

Фанни не узнала и голос Марты, когда та заговорила: «Как я рада вас видеть…» Голос тоже стал бесплотным…

— Спросите у нее, отчего она не хотела бывать у вас все это время! — проскрипел старый Сен-Фирмен, следовавший за женой.

Нотариус нисколько не изменился.

Это был все тот же невысокий старичок с маленькой бородкой, сухой и желчный, суетливый, постоянно дергающийся и скалящий зубы: он находил, что жизнь смешна и забавна даже в самых ужасных своих проявлениях, в самых тяжелых интимных драмах. Нотариус был истинным ценителем подобных драм, которые были ему хорошо знакомы благодаря его ремеслу.

Его считали очень богатым и говорили, что он производит удачные операции с доверенными ему деньгами клиентов, ссужая их под большие проценты. Несмотря на это, он жил анахоретом, деля свое время между конторой в Жювизи и небольшим домиком на берегу реки, где он держал взаперти молодую жену.

Как могло случиться, что Марта вышла замуж за этого злого духа, постоянно одетого в черное и смеющегося таким отвратительным смехом? Доктор Мутье, гостивший в Ла-Розере, полагал, что старик загипнотизировал ее.

Другие гости возражали, что Мутье, как и другие врачи процветающей в Нанси школы, склонен всюду усматривать гипнотизм [6] Школа Нанси — французская школа психотерапии, основанная А. О. Льебо (1823–1904); повлияла на таких психологов и психиатров, как А. Форель, З. Фрейд, М. Принс и, как считается, заложила основы современной гипнотерапии. . Слава доктора началась со времен процесса Эйро, на котором он доказал невиновность, вернее сказать — невменяемость Габриэль Бонпар, заподозренной в убийстве.

— Вам следовало бы усыпить ее и внушить, что ей необходимо пополнеть, — говорили ему в тот вечер, указывая на госпожу Сен-Фирмен.

Муж последней, который не переставал юлить вокруг Фанни, пожимая руки приветствовавших его гостей (многие из них были ему обязаны), заявил:

— Побраните, побраните ее, сударыня. Острый припадок неврастении, продолжающийся целых пять лет. Что вы об этом скажете?.. Запереться дома на пять лет!.. Месяцами не выходить, так что можно было подумать, будто я держу ее под замком… и только изредка слоняться по вечерам по пустынному речному берегу, как неприкаянная душа… А ведь вы знаете, что я готов исполнить любое ее желание!., она вертит мной, как хочет, ей-Богу!.. Видано ли что-нибудь подобное!.. Она форменным образом убивает себя!.. А знаете вы, что говорят врачи?.. «Неврастения!.. неврастения!..» Что это такое — эта неврастения?.. Это болезнь. Так вот, доктор, вылечите ее, черт возьми!.. Должны же существовать лекарства от этой болезни!

— Неврастения — болезнь души! — отвечал доктор Мутье.

— Глупости! — парировал нотариус. — Такими глупостями вы превращаете здоровых людей в больных… Пока врачи не выдумали неврастению, никто ею не болел!

Окружающие рассмеялись, но маленький старичок уже обернулся к тихо входившей в комнату высокой и худой женщине, очень немолодой, с птичьим профилем и добрыми голубыми глазами, одетой в простое черное шелковое платье.

— Ну что, мадемуазель Геллье, — закричал он своим пронзительным голосом, — как поживает Наполеон Первый?

Девица Геллье, воспитательница детей Андре, покраснела до корней волос: все стали громко смеяться, а она не любила, когда насмехались над ее культом великих покойников, с которыми она поддерживала постоянную связь посредством вертящихся и стучащих столов.

За исключением этой невинной мании, она была добрейшей и милейшей старой девой, и даже Фанни охотно расхваливала при всех ее добродетели и ученость.

За столом девица Геллье оказалась соседкой Сен-Фирмена и принялась жестоко его бранить. Но насмешник-нотариус не стал выслушивать выговор, а постарался привлечь на свою сторону смешливых слушателей. Он повысил голос и попросил свою соседку извиниться за него перед месье де Буонапарте, уверяя, что и в мыслях не имел обидеть кого-либо из обитателей потустороннего мира. Он слишком рассудителен и не желает навлекать на себя их гнев; он знает, что тени великих людей чрезвычайно мстительны и мало склонны шутить.

Бедная девица Геллье сидела, как на иголках: ее до глубины души возмущали грубые шутки этого вульгарного человека, который ни во что не верил, а ее считал отпетой дурой.

С присущими ей тактом и находчивостью Фанни призвала на помощь воспитательнице доктора Мутье — тот, как и полагается представителю школы Нанси, хорошо разбирался в вертящихся столах, медиумах, духах и привидениях.

— А вы, доктор, тоже занимались столоверчением?

— Разумеется! Это очень приятное времяпрепровождение.

Он, казалось, посмеивался над самим собой, но это нисколько не помешало ему дать достойную отповедь скептическим умам, не верящим ни в загробную жизнь, ни в манифестации пришельцев из потустороннего мира.

— Времена, когда мы, врачи, верили только в существование того, что могли разрезать скальпелем, прошли навсегда! Такие умы, как Шарко… [7] Жан-Мартен Шарко (1825–1893) — знаменитый французский психиатр, невролог, изучавший природу истерии, основатель т. наз. «школы Сальпетриер» или «школы истерии». Оказал большое влияние на З. Фрейда и внес значительный вклад в развитие психиатрии.

— А разве Шарко при жизни беседовал с тенью Наполеона Первого? — спросил, скаля зубы, неисправимый Сен-Фирмен.

— Давайте говорить серьезно, — ответил ему доктор.

— Нет! нет! — запротестовали несколько голосов, — не нужно серьезных разговоров!..

Но другие одобряли оратора и просили его продолжать.

— Ну вот! вы христиане: верите ли вы в бессмертие души? или вы, подобно месье Сен-Фирмену, веруете в наивный материализм, который мешает ему понять, что видимая форма вещей есть только оболочка, меняющаяся в зависимости от остроты чувств и тонкости восприятия каждого из нас? Форма может исчезнуть, видимая оболочка разрушиться, но наполняющая их сущность не исчезнет, а она существует, отчего же ей не проявлять себя какими-либо действиями?..

— Например, вращением столов? — насмешливо спросил Жак.