Кэт Ховард - Розы и тлен [litres]

– Если бы это было в моих силах, я многое бы изменил, отменил бы многие правила. Но это невозможно.

Он смотрел на Марин, когда говорил это, и Ариэль отвернулась. Она сорвала розу того же ярко-розового цвета, что и волосы Елены.

– Помню, как она помогла мне втащить мой пароходный кофр наверх.

Затем заговорила Марин:

– Помню, как она надела колпак Санта-Клауса и пела вместе с нами, пока мы готовили рождественский ужин.

Тут раздался голос Гэвина.

– Она была верным другом.

Настала моя очередь говорить.

– Ее душа горела, как огонь.

Я бросила розу на землю, где лежали еще две – наша скромная дань памяти Елены.

Томас не сказал ничего, лишь бросил свою розу к другим и пошел прочь.

Целое море роз. Неожиданно расцветший розовый сад напомнил мне охапку цветов, которые Эван принес мне в День благодарения. И я не пошла к дому со всеми остальными, а сбросила туфли и ступила босыми ногами на мокрую землю. Я шла и шла через пустошь, к студиям. Я хотела увидеть Эвана. Уже несколько недель мы с ним не разговаривали, и это было правильно.

Я почти бежала, чтобы попасть туда прежде, чем одумаюсь. Влетев в студию, я бросила на пол туфли и расстегнула платье, сбросив его, как старую кожу.

– Имоджен, что ты делаешь? – На нем была дырявая футболка, волосы спутаны. Мне хотелось запустить в них пальцы и сильно дернуть. Оставить царапины на его коже, как свидетельство того, что я жива, что я существую.

– Елена умерла, а я ничего не чувствую! Ты говорил, что я могу заставить тебя чувствовать себя живым, настоящим.

– Имоджен.

Моя рука потянулась к поясу его джинсов и ниже, я ощутила его возбуждение и хриплым от яростного желания голосом прошептала:

– Ты хочешь меня, я вижу. А я не могу… – тут я чуть не задохнулась от подавленных рыданий. – Я не могу дышать, Эван, не могу почувствовать себя живой. Черт, это просто невыносимо! Сделай так, чтобы я почувствовала хоть что-нибудь!

Он осторожно обнял меня, не прижимая к себе, и принялся гладить по волосам.

– Я держу тебя, Имоджен. Ты можешь дышать. Все в порядке.

Он нес всю ту милую чепуху, которую говорят, когда хотят успокоить рыдающего ребенка. И я, наконец, дала волю слезам. Я оплакивала Елену, которая покинула этот мир. Марин, которой предстоит это сделать. Оплакивала всех нас, потерявшихся в этой жизни.

Когда поток слез иссяк, я вся дрожала от холода и смущения. Я не могла даже смотреть в глаза Эвану, когда, наконец, отстранилась от него.

– Я, пожалуй… пойду.

Мои руки тряслись, когда я пыталась одеться.

– Я должен перед тобой извиниться.

Я застыла, наполовину натянув на себя платье.

– За то, что произошло в галерее. За все, что я там натворил. Хочу сказать тебе это прямо в глаза. Мне очень жаль. Я вел себя как мудак.

– И хрен собачий!

– Точно. Прости меня.

Молния застряла на середине, и я никак не могла застегнуть платье. Но уж лучше идти домой полуодетой, как будто меня только что трахнули, чем просить его о помощи, чувствовать его руки на коже. Я уже достаточно натерпелась сегодня.

– Тебе не обязательно прощать меня. Я бы на твоем месте не простил. Но мне действительно безумно жаль, Имоджен. Не знаю, может ли это повлиять на наши отношения, но я действительно хочу, чтобы ты знала, что сейчас я абсолютно искренен с тобой.

– Мне пора, – сказала я.

– Ладно.

На полпути к дому я поняла, что забыла туфли в студии. Впрочем, я настолько возненавидела их, что решила не возвращаться.

Томас на некоторое время остался в «Мелете» после поминок, чтобы помочь упаковать вещи Елены.

– Даже не представляю, что следовало бы оставить на память о ней, – сказал он, рассматривая содержимое шкафа. – Полагаю, это все ее вещи. Может, лучше передать одежду в благотворительную организацию? Вы что-нибудь хотите себе оставить?

– Если вы не уверены, как следует поступить, давайте просто все соберем. А потом, когда будете готовы, сможете все просмотреть. Так у вас потом не будет повода для сожалений, – сказала Марин.

– Кроме того, что у меня была дочь, а я ни разу в жизни не удосужился с ней поговорить? – сказал Томас. – Действительно, это единственный повод для сожалений.

– Послушайте, – сказала я, откладывая в сторону тетрадку, наполовину заполненную стихами. – Вы действительно упустили свой шанс. В свое время вы сделали все, что могли, и думали, что у вас будет сколько угодно времени, чтобы наладить с ней отношения. А если бы она отказалась общаться с вами, вы всегда могли бы сказать, что это ее собственное решение.

– Имоджен! – воскликнула Марин.

Но я продолжала:

– Вы, конечно, совершили ошибку, но когда Гэвин позвонил, вы не поленились поднять задницу и прилететь сюда. Это не делает вас героем, или даже хорошим парнем, но вы все же это сделали. И это достойный поступок.

Да, вы ни разу с ней не поговорили, и это ужасно. Эту ошибку вы никогда не сможете исправить, умирая, она не была одна, потому что вы были рядом. Вы ни разу с ней не поговорили, но вы потрудились приехать сюда, чтобы быть с ней, и хоть этого, конечно, недостаточно, но тоже немало. А ведь двое из нас пытались притащить сюда Дженет, но она не удосужилась даже просто сделать несколько шагов, чтобы прийти к дочери.

– Простите, – прошептала Марин. – Моя сестра…

– Все нормально, – сказал Томас, взлохмачивая волосы пятерней. – Она права. – Он шумно выдохнул. – Давайте отдадим одежду в благотворительную организацию. Остальные вещи упакуйте отдельно. На случай, если кто-то из вас захочет что-то оставить на память. А я пойду немного прогуляюсь, подышу свежим воздухом.

– Что на тебя нашло? – спросила Марин, когда он вышел из комнаты.

– Я просто устала, вот и сорвалась, – ответила я. – Я не имею в виду, что мало спала, хотя и это тоже. Мне просто надоело церемониться с этой публикой. Не говорить правды в глаза. Знаешь, куда я пошла после поминок? – Я положила на кровать груду неразобранной одежды.

Марин покачала головой.

– К Эвану. Можешь себе представить? К Эвану! Потому что чувствовала, что не могу рассчитывать на твою поддержку, и мне понадобилось, чтобы меня утешил другой человек.

– Мне кажется, что я тебя уже потеряла, – продолжила я, немного помолчав. – Когда пыталась что-то сделать, чтобы не пустить тебя туда.

– Оставь эти попытки, Имоджен. У тебя все равно ничего не получится.

– На самом деле, может и получиться, – произнес неожиданно появившийся на пороге Томас. От него пахло весенним ветром и сигаретным дымом. – Такая возможность существует.

– О чем это вы говорите? – спросила Марин.

– Заклятие дани может быть разрушено. Беззаветная любовь, которая сильнее жажды всех фейри заполучить намеченную жертву, может вырвать ее из их цепких лап. Ну, по крайней мере, так это звучит, если выражаться поэтическим языком. Иными словами, – он внимательно посмотрел на меня, – вы должны очень сильно хотеть, чтобы Марин была рядом с вами. Сильнее, чем они все вместе взятые.