Стивен Кинг - Жребий

И тут погас свет.

Джимми бегом вернулся в палату к Мэтту.

— У Питри дома телефон не работает. Думаю, Барлоу там.

Черт, какие же мы кретины…

Бен сорвался с кровати. Лицо Мэтта словно бы съежилось и сжалось.

— Видите, как он действует? — пробормотал учитель. — Без сучка без задоринки… Если бы только до наступления темноты у нас оставался еще час! Мы могли бы… но нет. Уже все.

— Нужно ехать к ним, — сказал Джимми.

— Нет! Вы не должны! Ради своей и моей жизни — нет!

— Но они…

— Они предоставлены самим себе! То, что там происходит — или уже произошло — к тому времени, как вы туда доберетесь, завершится!

Молодые люди нерешительно стояли у двери.

С трудом собрав силы, Мэтт спокойно, но с нажимом проговорил:

— Эго Барлоу велико, да и гордыня тоже. Вот эти его пороки мы, может быть, сумеем использовать. Однако следует учитывать, что Барлоу — великий ум. И уважать это. Вы показали мне письмо. В нем говорится о шахматах. Не сомневаюсь, Барлоу — игрок высшего класса. Разве вы не понимаете, что он мог бы справиться со своим делом, не обрывая телефонную связь с домом? А оборвал он ее, поскольку хочет, чтобы вы поняли: одной из белых фигур объявлен шах! Он понимает расстановку сил и ему ясно, что легче выиграть, если разъединишь силы противника и приведешь в замешательство. Забыв об этом, вы по недосмотру отдали ему первый ход — и первоначальная группа раскололась надвое. Если вы, сломя голову, помчитесь в дом Питри, наша группа разобъется на три части. я останусь один, прикованный к постели — легкая добыча, невзирая на кресты, книги и заклинания. Потребуется только отправить сюда одного из кандидатов в нежить с ножом или револьвером, убить меня. И кто останется? Вы с Беном, мчащиеся, как угорелые, сквозь ночь навстречу собственной гибели. Тогда Салимов Удел — его. Разве вы не понимаете?

Первым заговорил Бен.

— Да, — сказал он.

Мэтт откинулся назад.

— Я говорю так не потому, что опасаюсь за свою жизнь. И не потому, что боюсь, как бы вы не погибли. Я боюсь за город. Неважно, что еще произойдет — кто-то должен уцелеть, чтобы завтра остановить Барлоу.

— Да. И, пока я не отомщу за Сьюзан, он меня не получит.

Воцарилось молчание, которое нарушил Джимми Коди.

— Вообще-то они могут удрать, — задумчиво проговорил он. — Думаю, Барлоу недооценил Каллахэна… а уж мальчонку он точно недооценил, ё-моё. Этот пацан…

— Будем надеяться, — отозвался Мэтт и закрыл глаза.

Они устроились и стали ждать.

Отец Дональд Каллахэн стоял у стены в просторной кухне Питри, держа высоко над головой крест своей матери, который заливал помещение призрачным лучезарным блеском. У противоположной стены, возле раковины, стоял Барлоу. Одной рукой он удерживал завернутые за спину руки Марка, другая охватывала шею мальчика. Между ними на полу в осколках стекла, ознаменовавших появление Барлоу, распростерлись Генри и Джун Питри.

Каллахэн был совершенно ошеломлен. Все случилось так быстро, что он еще не сумел осознать, что происходит. Только что они с Питри разумно (хоть и досадуя) обсуждали вопрос в ярком, не оставляющем места никаким глупостям свете кухонных ламп — и вот нырнули в безумие, которое с такой спокойной, понимающей твердостью отрицал отец Марка.

Разум священника пытался восстановить ход событий.

Питри вернулся и сказал, что телефон не работает. Несколькими секундами позже они остались без света. Джун Питри взвизгнула. Кто-то перевернул стул. Некоторое время все, спотыкаясь, бродили в новорожденной тьме, окликая друг дружку. Тут окно над мойкой разлетелось, осыпав стеклом кухонный стол и линолеум. Все это произошло на протяжении тридцати секунд Потом в кухню проскользнула какая-то тень, и Каллахэн стряхнул удерживавшие его чары. Священник вцепился в свисавший с шеи крест и, стоило ему коснуться распятия, как комната озарилась неземным, нездешним светом. Он увидел Марка, который старался оттащить мать к арке, ведущей в гостиную. Рядом с ними, повернув голову, стоял Генри Питри. Куда девалось былое спокойствие! От такого абсолютно противоречащего логике вторжения у Генри отвисла челюсть. Из-за спины Питри на них надвинулось белое ухмыляющееся лицо, подобное фрагменту картины Фрацетти. Оно раскололось, показав длинные острые клыки и красные прозрачные глаза, похожие на пылающие врата в ад. Барлоу раскинул руки (Каллахэн как раз успел увидеть, как длинны и чувствительны эти мертвенно-бледные музыкальные пальцы), а потом одной ухватил голову Генри Питри, другой — голову Джун и свел их вместе с тошнотворным скрежещущим треском. Питри рухнули на пол, как камни, и первая угроза Барлоу оказалась выполнена.

С высоким, плачущим криком Марк, не задумываясь, кинулся на вампира.

— Вот ты и попался! — добродушно прогудел глубокий сильный голос. Марк атаковал необдуманно — и был немедленно пленен.

Каллахэн двинулся вперед, держа крест над головой. Торжествующая усмешка Барлоу мигом преобразилась в зияющую пасть агонии. Он отпрянул к мойке, волоча мальчика перед собой. Под ногами хрустело битое стекло.

— Именем Господа… — начал Каллахэн.

При звуке имени Господня Барлоу издал громкий крик, словно получил удар хлыстом. Углы разинутого рта поехали книзу в уродливой гримасе, блеснули иглы клыков.

— Ближе не подходить! — предостерег он. — Ближе не подходить, шаман! Не то вздохнуть не успеешь, как я перегрызу мальчишке яремную вену! — Пока Барлоу говорил, верхняя губа ползла кверху, обнажая длинные острия клыков. Он умолк и с быстротой гадюки сделал головой хищное движение вперед и вниз, разойдясь с шеей Марка на какую-нибудь четверть дюйма. Каллахэн остановился.

— Назад, — скомандовал Барлоу, опять ухмыляясь. — Ты — на своей половине, я — на своей, так?

Каллахэн медленно отступил, по-прежнему держа крест перед собой на уровне глаз, чтобы смотреть поверх перекладины. Тот ровно пульсировал светом, испуская вспышку за вспышкой, и его мощь стекала по руке священника так, что собравшиеся в пучок мышцы задрожали.

Они стояли лицом к лицу.

— Наконец-то вместе! — улыбаясь, сказал Барлоу. Лицо у него было сильным, умным, красивым некой пронзительной за претной красотой… тут свет упал по-другому, и черты Барлоу показались едва ли не женоподобными. Где Каллахэн видел подобное лицо? И в момент величайшего в своей жизни ужаса он вспомнил. Это было лицо мистера Флипа, его личного буки, существа, которое днем пряталось в шкафу и вылезало после того, как мать затворяла двери спальни. Зажигать ночник Каллахэну не разрешали (и мать, и отец считали, что лучший способ победить детские страхи — это взглянуть им в лицо, а не потакать им), так что каждую ночь, когда дверь с ехидным скрипом закрывалась, а шаги матери удалялись по коридору, дверца шкафа едва заметно отъезжала в сторону, и Каллахэн чувствовал (или взаправду видел?) тонкое белое лицо и горящие глаза мистера Флипа. Теперь же тот снова явился из шкафа и пристально смотрел поверх плеча Марка: клоунски-белое лицо, горящие глаза и красные чувственные губы.