Елена Блонди - Ами-Де-Нета [СИ]

Даэд не шевелился, покосившись на свои бедра, наскоро укрытые белым полотном. Броню Илена велела снять, а за вещами послала быструю чернявую девчонку, до шеи укутанную в светло-синие одежды.

Теплое дыхание и мерный шепот касались израненной кожи. И было очень хорошо. Сидеть бы и сидеть так, подумал Даэд, незаметно для себя клонясь вперед и смеживая веки. Прилечь на лавку, такую приятную. Прохладную и шелковистую. Они летали сегодня. Это непросто. Летали.

Он открыл глаза.

— Илле… Почему Янне сказал, что его родила пустота? Разве он не был весенним мужем? Ему сколько лет? Двадцать шесть? Тридцать? Пятнадцать лет назад, да, когда я только родился.

— Тише. Тише! — Илена поднялась, отвернулась, перебирая на столике бинты и блестящие инструменты, — болтаешь, после смертельной опасности всегда так. Нужно поспать. Яннека не был весенним мужем. Он родился в семье охотника и никогда не спускался вниз. А ты не понял этого?

— Вот. Вот почему он дразнит меня, — Даэд прислонился спиной к теплой шершавой стенке, — он думает, что… Он мне завидует. Да?

Илена пожала плечами, вытирая руки. Села рядом, укладывая их на колени, покрытые такой же, как у девочки, синей тканью.

— Я так недолго знаю его. А ты знаешь в сто раз меньше.

Повернула к нему лицо, усыпанное бледными веснушками. Голубые глаза смотрели пристально, с ожиданием.

— Тебе нужно поспать, — напомнила, и в голосе тоже прозвучало ожидание.

— Да, — сказал Даэд, собираясь с мыслями, — да. А где комнаты сестер Килли? Янне сказал, я найду его там.

Илена резко поднялась, отошла к столику, прибирая разбросанные вещи.

— Энча принесет твою одежду. Увидимся, когда выспишься. И когда натешишь свое любопытство.

— Илле?

— Что?

— Агонзы летают. С нами. Мы летали у него на спине. Значит…

— Агонзы не терпят всадников, — перебила она его, — еще немного и он сбросил бы вас. Или сложил крылья и кинулся сам в пустоту. В смерть. Только такие безумцы, как Янне, балуются со смертью, играют с ней. Никто кроме него.

— Это не игра, — возразил Даэд.

— Конечно. Я тоже ему говорила, несколько раз. Смерть — не игра.

Она кивнула и вышла, прошуршали по коридору мягкие уверенные шаги.

Не поняла. Даэд снова откинулся к стенке, с опаской поправляя покрывало на голых бедрах. Но смазанные руки после шепота Илены уже не болели, только саднили чуть-чуть. Она не поняла, толкуя его слова по-другому. Не игра, а новая возможность, вот что хотел сказать. Если агонз способен летать со всадником на спине, то не нужен страховочный шнур, который пуповиной привязывает охотника к Башне. Можно улететь вниз, далеко. И вдруг найти там. Как рассказывал Вест когда-то.

Шаги возвращались, но это была девочка с ворохом одежды на руках. Положила аккуратно рядом с Даэдом, взглядывая на серьезное лицо. И засмеявшись, исчезла.

Даэд медленно оделся. Вышел, и побрел по коридору, высматривая номера на дверях и прислушиваясь к невнятному говору из-за тяжелых штор, закрывающих бездверные проемы.

Через три дня Даэду казалось, он прожил еще одну, совершенно новую и другую жизнь. Он не мог сказать, нравится ли она ему. Была еще одна охота, на этот раз охотники сетями ловили перелетных птиц, мелких, противно орущих, с крыльями, отливающими перламутровым блеском. По сравнению с агонзами птицы казались легкой забавой, охотники так и относились к новой охоте. Даэд летал вместе со всеми, кидал сеть, вытерпев добродушные насмешки, когда в первый раз она не улетела, упала, путая его ноги. Потом уже получалось, да так хорошо, что на ужин он пришел сам, радуясь возможности посидеть за длинным столом, выпить гранны, закусывая жареными на вертелах маленькими тушками. Этих птичек так и звали тут — мальцы. Большую стаю изрядно проредили, после из сетей выпустили лишних самцов, а большую часть самочек посадили в легкие клетки и отправили вниз. Только тогда Даэд, присмотревшись, понял, это же те самые певчие птички, певчики, что порхают, переливчато чирикая, в садах отдыха. Когда-то они с ребятами прокрались в закрытый сад и разорили парочку гнезд, маленькие, как фасолины, яйца съели просто так, протыкая толстой иголкой, он и не почувствовал вкуса, а получили после от неньи Герии основательно, и не были допущены на праздник цветения сминна. Сколько ему тогда было? Десять, нет, девять лет.

Спал Даэд все эти дни в разных местах, но неуюта не случилось, на этом витке, одном из нескольких витков небесных охотников, царила в этом отношении почти полная свобода. Охотник мог остаться ночевать у нынешней отмеченной или будущей намеченной жены, мог заснуть в комнатах подруг — на гостевой кушетке, устав от болтовни и музыки с песнями. Если накатывало настроение — шел в открытую камору, укутываясь шкурами, ложился вместе с ветром и звездами. Пару раз Даэд натыкался на спящих парней в медицинском отсеке, храпели в дальнем углу, заботливо укрытые синими покрывалами. И даже в строгих кабинетах читателей погоды мог устроиться какой дружок, ожидающий, когда его девушка закончит работу.

Наверное, поэтому Даэд так часто вспоминал себя мальчишкой. Они все тут были мальчишками, правда, изрядно постарше. И девушки относились к доблестным смельчакам с материнской заботой и доброй жалостью. Но были строги. Это безмерно удивляло Даэда, на нижних витках много рассказывали о подвигах охотников и пели о них величавые поэмы, и девы в них всегда рисовались робкими, пребывающими в страхе за любимого, или в радости и гордости за него. Но никто не рассказывал, что чувством ответственности и дисциплины владели тут именно они. А не бесшабашные мужчины-мальчики, ежечасно играющие со смертью.

Лежа в маленькой комнатке, дальней и тихой, в анфиладе покоев сестер Килли и рассеянно прислушиваясь к ленивой болтовне в их гостиной, смеху и шуткам, он понимал, обдумывая, нет в этом ничего странного. Так и должно быть. Равновесие Башни — слова, которые говорил он раньше, не задумываясь об их смысле. Оно проявляется не только буквально. От охотников зависит жизнь всех. Какой бы огромной ни была Башня, с ее витками огородов и полей, оранжереями и прудами, полными рыбы, ей постоянно нужны внешние ресурсы. Свежая новая пища, а еще пища для пищи, то есть для выращиваемых злаков и овощей. Конечно, многое делают витки собирателей, там сложные системы сетей и улавливателей, которые позволяют возобновлять другие ресурсы. Семена, химические вещества, даже каменная пыль и пыль металлическая. Но там все собирается медленно, кропотливо, и без особого риска для жизни. А тут все очень быстро. Много белка, а еще шкуры, перо, кожи, кость. Быстрая охота. И такая же быстрая, постоянно близкая смерть. Пустота щедра на подарки. И безжалостна к беспечным. Кроме прямого риска гибели в драке с добычей, есть еще риск кануть вниз, пропадая в дымке. Тут не приляжешь отдохнуть на краешке дела, чтоб после вскочить и продолжить. Так это было бы на земле, думал Даэд, вспоминая остров Ами. Сражаясь с ночным охотником в лесу, можно упасть от удара лапой — на землю. Откатиться в кусты, переждать, затаиваясь. И — выжить. Если ударяет клювом агонз, человек либо гибнет, либо ему везет — рядом оказывается товарищ с прочным шнуром и возможностью подхватить. Не полежишь, потеряв сознание, чтоб после очнуться.