Август Дерлет - Тварь у порога [Сборник рассказов ужасов]

Сейчас, мысленно оглядываясь назад, я считаю, что сама по себе идея ночью и в одиночку спуститься в эту бездонную пропасть, местонахождение и даже само существование которой оставалось полнейшей загадкой для всех живых существ, была чистейшим и высшим проявлением безумия. Скорее всего, так оно и было, хотя в тот момент я без малейших колебаний начал спуск, даже не понимая, что двигали мною в те минуты исключительно соблазн неведомой тайны и решимость обреченного.

Желая поберечь батарейки, я включал фонарь лишь урывками, и в лучах его света, медленно сползая по зловещему циклопическому уклону, иногда лицом вперед — когда находились удобные упоры для рук и ног, — а чаще повернувшись спиной к бездне и осторожно нащупывая шероховатости в поверхности базальтовых блоков.

Посветив фонарем, я увидел непосредственно подступавшие ко мне стены громадной пещеры, хотя отдаленная перспектива утопала в непроглядном мраке.

Спускаясь в провал, я совершенно не следил за временем, и был настолько поглощен созерцанием загадочных теней и смутных рельефов, что для всего остального в моем сознании попросту не оставалось места. Физические ощущения словно онемели, и даже страх отодвинулся на задний план, приобретя неясные, призрачные очертания неподвижной горгульи, злобно, но неопасно поглядывавшей на меня с высоты.

Наконец я достиг относительно ровной поверхности, забросанной свалившимися сверху блоками, бесформенными кусками камня, песком и прочим природным мусором. По обеим сторонам от меня на расстоянии примерно десяти метров друг от друга высились массивные стены, которые переходили наверху в громадный крестообразный сводчатый потолок. Я достаточно отчетливо различал покрывавшие их резные узоры, происхождение которых, однако, оставалось для меня полнейшей загадкой.

Особенно меня поразило сводчатое перекрытие помещения. Луч фонаря не мог достичь потолка, хотя нижняя часть чудовищных арок была достаточно различима, а их сходство с образами, бесконечное число раз всплывавшими в моих сновидениях, оказалось настолько явным, что меня в буквальном смысле затрясло от переживаемого возбуждения.

Позади меня и где-то высоко над головой просматривалось слабое, отдаленное лунное свечение, робко напоминавшее об оставшемся снаружи мире. Остатки осторожности предупреждали меня о том, чтобы я не терял из виду этот маяк, остававшийся, в сущности, единственным ориентиром для возвращения на поверхность.

Я стал неторопливо продвигаться вперед вдоль левой от меня стены, поскольку покрывавшая ее резьба показалась мне наиболее отчетливой. Пол был настолько захламлен, что ступать по нему оказалось не легче, чем спускаться в провал, однако я настойчиво, хотя и очень медленно, пробирался вперед.

В одном месте я наклонился, сдвинул в сторону несколько крупных кусков камня и разгреб мусор, чтобы получше разглядеть покрытие пола — и тут же вздрогнул, пораженный видом знакомых восьмиугольных плит, которые все еще достаточно плотно прилегали друг к другу.

Отойдя на некоторое расстояние от стены, я принялся при свете фонаря внимательно рассматривать покрывавшие ее истертые и замысловатые резные узоры. Казалось, что стекавшие с высоты миллионы лет назад ручейки воды прорезали в поверхности песчаника тоненькие русла, покрыв ее странными, непонятными мне завитками и иероглифами.

В некоторых местах кладка едва держалась, так что мне оставалось лишь гадать, сколько тысячелетий эта первобытная, сокрытая от всех конструкция сохраняла свои причудливые украшения, противостоя бесчисленным природным потрясениям.

Но больше всего меня взволновала именно эта резьба по камню. Несмотря на свое крайне обветшалое состояние, она просматривалась довольно отчетливо, и вновь меня поразило то обстоятельство, что я узнавал в ней давно и хорошо знакомые образы, хотя это никак не вмещалось в рамки возможного. Загадочным способом повлияв на создателей некоторых мифов, они легли в русло таинственных знаний, которые, в свою очередь, неведомым образом дошли до меня во время моего забытья, и вызвали в мозгу живые подсознательные образы.

Но как можно было объяснить то, что эти узоры в мельчайших деталях завитков и линий повторяли картины моих сновидений, которые я наблюдал на протяжении ряда лет? Какая загадочная, забытая иконография смогла настолько точно воспроизвести мельчайшие оттенки и нюансы этих рисунков, что они с неизменной настойчивостью и последовательностью преследовали меня во время моих ночных блужданий в безвременье?

Нет, это не было ни случайностью, ни отдаленным сходством. Не вызывал никакого сомнения тот факт, что древний, доисторический, веками находившийся в толще земли коридор, в котором я сейчас находился, был прообразом того помещения, которое я изучил во сне с такой же тщательностью и основательностью, словно это была моя собственная квартира на Крейн-стрит. Правда, в своих сновидениях я любовался этими хоромами, когда они переживали период наивысшего расцвета и совершенства, а не такого вот упадка и запущения, и все же сходство не вызывало никаких сомнений. Таким образом, получалось, что все те годы моим разумом руководила какая-то жуткая и всемогущая сила.

Та комната, в которой я сейчас пребывал, была мне хорошо знакома, но столь же прекрасно я знал ее расположение в кошмарном здании моих снов, и то обстоятельство, что я совершенно спокойно мог посещать ее в любой из этих двух структур — реальной и воображаемой, причем в последнем случае она не претерпевала пагубных изменений под гнетом бесчисленных тысячелетий, — внезапно дошло до меня со всей своей зловещей и непреложной ясностью. Но что, о Боже, могло все это означать? Каким образом я обрел все эти знания? И какая жуткая реальность могла скрываться за этими античными сказаниями о неведомых существах, обитавших в доисторических каменных казематах?

Слова лишь отчасти могут передать весь тот сумбур, всю ту мешанину страха и замешательства, которые теснились в моем мозгу. Мне определенно было знакомо это место. Я знал, что именно располагалось подо мной, и что находилось выше, пока мириады возвышающихся этажей не рухнули, превратившись в обломки, пыль и пустыню. К чему теперь, подумал я с содроганием, постоянно держать в поле зрения едва различимый белесый диск луны, когда я и без него прекрасно ориентируюсь во всем этом хаосе?

Меня раздирали противоречивые желания: с одной стороны — стремление поскорее покинуть это место, а с другой — лихорадочная, обжигающая жажда исследователя. Что же случилось с этим гигантским мегаполисом через миллионы лет после того, как он предстал передо мной в моих снах? Какая судьба постигла подземные лабиринты, пролегавшие под городом и связывавшие титанические башни между собой? Как долго они простояли, сопротивляясь безудержным корчам земной коры?