Фредерик Браун - Мозговик. Жилец [Романы ужасов]

Стаунтон внимательно выслушал их показания, особенно когда был упомянут пес Бак — тот, что прошлой ночью шел по следу Томми, а сегодня привел их к пещере в лесу. Последним был опрошен шериф, рассказавший о том, как после сообщения о случившемся он был в лесу и выносил с остальными тело Томми.

Судья вышел в соседнюю комнату, но вернулся почти сразу же с готовым вердиктом — самоубийство на почве временного помешательства. Присутствующие стали расходиться.

Стаунтон направился к мужчине, которого называли Гусом Хоффманом, но тот вышел в соседнюю комнату морга, по всей вероятности, чтобы договориться насчет похорон. Туда же вышли и Гарнер с дочерью.

Тогда профессор остановил шерифа, высокого крупного мужчину, представился ему и рассказал о происшествии с собакой.

— Может быть, и к лучшему, шериф, — сказал он, — что я разговариваю по этому поводу с вами, а не с самим мистером Хоффманом, на которого вчера обрушилось это ужасное несчастье. Может быть, не стоит сразу же сообщать ему, что собака тоже погибла. Пусть думает, что пес сбежал или потерялся, и постепенно свыкнется с мыслью, что тот не вернется. Как вы думаете?

Шериф почесал затылок.

— Ну, не знаю, — в нерешительности произнес он.

— А что, если мы поступим так, — сказал профессор. — Чтобы дать вам время все это обдумать, а мне — задать вам пару вопросов относительно этого странного самоубийства, которое столь заинтересовало меня, может быть, мы пройдем в бар напротив и выпьем по рюмочке?

— Что ж, на рюмочку у меня найдется время. Я должен еще уладить здесь кое-какие мелочи, так что подождите, а я присоединюсь к вам через десять минут.

В баре Стаунтон заказал себе пиво, набил трубку и закурил. Прохладное пиво было очень приятным, и профессор допил свою кружку, когда вошел шериф и сел напротив.

— Пиво выглядит совсем неплохо, — сказал шериф и, повернувшись к стойке, крикнул: — Эй, Хэнк, принеси нам пару кружек. Больших.

Затем он сказал, обращаясь к профессору:

— Я тут поразмыслил и решил, что вы правы относительно случая с Баком. Не стоит ошарашивать Гуса новостью насчет собаки. Ему и так несладко. Кстати, вы оставили собаку на дороге? Там он может ее увидеть или ее может увидеть кто-нибудь другой, а потом позвонит ему.

Профессор отрицательно помотал головой.

— Она лежит в моем фургоне, завернутая в брезент. Я похороню ее, когда доберусь до дома.

Профессор снова закурил трубку.

— Я ужасно сожалею о том, что произошло, но вовремя остановить машину было совершено немыслимо. Пес прыгнул прямо под колеса неизвестно откуда. У меня не было возможности даже притронуться к тормозам.

— Странно, — задумался шериф. — Бак всегда боялся машин и убегал в поле, едва заслышав шум мотора. Боязнь машин у него была, как бывает боязнь выстрелов у других собак.

Стаунтон уставился на шерифа, широко раскрыв глаза.

— Боже праведный, шериф! Он, наверное, обезумел, раз бежал так, будто оглох и ослеп. А у вас тут бывали случаи бешенства?

— Да нет, вот уже пару лет как не было. А пожалуй, и больше.

Шериф, похоже, не заинтересовался предположением профессора.

Стаунтон смотрел на его полное круглое лицо и прикидывал, не глуп ли он, этот шериф. «По всей видимости, нет, — решил он наконец, — умственные способности нормальные, но вот с воображением слабовато. Он пропустил мимо ушей сообщения о странном поведении полевой мыши и собаки, отбросив как несущественные, и полностью сосредоточился на поступке Томми. Да, это было, конечно, очень странно, но, в конце концов, парень внезапно сошел с ума, а безумцы совершают безумные поступки. Так, по всей видимости, рассуждал шериф, и почти наверняка так рассуждали все присутствовавшие на дознании».

— Послушайте, шериф. Я немного опоздал к началу дознания; не слышал медицинского свидетельства. Было ли вскрытие?

— Вскрытие? Нет, а зачем оно? Нет никаких сомнений, что он покончил с собой, разрезав вены. Больше никаких отметин на теле нет, кроме маленьких царапин на ногах, да еще ступни у него порезаны и кровоточат.

Стаунтон открыл рот и тут же снова закрыл его.

Шериф спросил:

— Я все пытаюсь сообразить, где вы живете. Это, наверное, тот дом милях в десяти отсюда, в самом конце дороги?

— Точно, — ответил профессор, — «У старика Бартона» — так называют это место. Раньше там была ферма, но теперь все заросло и запущено. Мой приятель из Бостона купил этот участок и дом для летнего отдыха. Этим летом он не смог выбраться сюда и предложил мне воспользоваться домом.

— Да-да, помню, тот парень, кажется, Хастингс. Несколько раз видел его здесь в летнее время. Вы с женой отдыхаете или в одиночестве?

— Я один. Холостяк. Я вообще люблю одиночество. Когда занимаешься преподаванием…

— А что вы преподаете, мистер Стаунтон?

— Зовите меня просто Док, шериф. Я преподаю физику в Технологическом институте Массачусетса. Специализируюсь на спутниковой связи. Первую половину отпуска я посвятил научной работе, но в оставшееся время хочу по-настоящему отдохнуть.

— Вы хотите сказать, что занимаетесь ракетами?

— Не совсем так. В основном приборами и аппаратурой, которую устанавливают на спутниках. Разными датчиками, при помощи которых получают сведения о радиации, космическом излучении и тому подобных вещах. Однако в данный момент меня куда больше интересует рыбная ловля.

Тут есть небольшой залив, примерно в миле от того места, где я живу…

— Знаю, я раньше там жил. Но вам и вашему другу Хастингсу, который купил этот дом, непременно нужно приехать сюда во время охотничьего сезона. Тут много оленей, особенно в лесах, что к северу.

— Боюсь, что разочарую вас, я — не охотник. Захватил с собой ружье и револьвер, но просто для того, чтобы попрактиковаться в стрельбе по мишени. Еще пива?

— О’кей — сказал шериф и показал бармену два пальца.

— А случались у вас за последнее время еще какие-нибудь странные смерти, шериф? — спросил Док.

Шериф с любопытством посмотрел на него:

— Не знаю, что вы подразумеваете под «странными», — сказал он. — Была парочка нераскрытых убийств за последние несколько лет, но они были связаны с ограблениями, так что ничего странного не было.

— Я имею в виду случаи, когда кто-нибудь пытался совершить самоубийство или убийство на почве помешательства.

— Хм-м. Да нет. За то время, что я занимаю свой пост — а это уже шесть лет — такого не было. Но что странного в этих случаях? Ведь речь идет о тех, кто сошел с ума, не так ли?

— Да, если не учитывать, что безумие, как правило, развивается по своим законам, а вот Томми Хоффман…

— Уж не хотите ли вы сказать, что это не было самоубийством?

— Упаси Боже. Просто я прикидываю, какого рода психоз мог у него возникнуть, и почему он поразил его столь сильно и внезапно. Только что он был, можно сказать, счастлив, доволен — сладко уснул после, скажем так, весьма приятных переживаний. Как-то все это не укладывается в голове. Ну, впрочем, хватит об этом. Вы сказали, что рыбачили в моем заливе, да, шериф? Какую наживку использовали?