Фредерик Браун - Мозговик. Жилец [Романы ужасов]

Водитель полицейского автомобиля протянул месье Заю руку — они были давними приятелями — и проговорил:

— Похоже на то, что вы сдаете свои квартиры одним самоубийцам.

— Ну кто бы мог подумать! — жалостливо воскликнул месье Зай. — И я только что отремонтировал этот навес!

Тем временем двое санитаров проворно извлекали из машины носилки. К ним тут же присоединился врач, и когда все трое были готовы, они подошли к неподвижно лежащему на земле телу. Доктор с отвращением покачал головой.

— Что это за маскарад? — ворчливым тоном спросил он. — Он специально так разоделся, чтобы наложить на себя руки?

Неожиданно все собравшиеся — доктор, полицейские, санитары и все соседи — застыли в недоуменном молчании — тело чуть шевельнулось. Приоткрылся рот, из которого вытекла тоненькая струйка крови. Челюсть чуть сдвинулась книзу и вслед за этим послышалось:

— Это не было самоубийством… Я не хочу умирать… Это убийство…

Месье Зай печально улыбнулся.

— Несчастный молодой человек — он просто бредит.

Доктор снова покачал головой, чувствовалось, что с каждой минутой он испытывает все большее омерзение от всей этой сцены.

— Надо же, как он вовремя подумал о том, что хочет жить. Когда человеку хочется жить, он не выбрасывается из окна.

На сей раз уже с чуть большим трудом Трелковский все же произнес:

— Говорю вам, что это не самоубийство… Меня вытолкнули… Я не выбрасывался из окна…

— Ну ладно, ладно, — сказал доктор. — Это убийство.

Полицейские рассмеялись, а один из них проговорил:

— Ну да, конечно, он выбросился из окна, потому что случайно забеременел.

Доктору явно не понравилась подобная шутка. Он сделал знак санитарам, чтобы те уложили тело на носилки.

С неожиданным пылом Трелковский отпихнул их от себя.

— Я запрещаю вам прикасаться ко мне! — истерично завопил он. — Я вам не Симона Шуле!

Ему даже удалось подняться на ноги — несколько секунд он стоял, пошатываясь, но потом все же обрел равновесие. Ошалевшие свидетели этой сцены не решались вмешиваться.

— Вы надеялись на то, что все произойдет именно так, как вы рассчитывали, — категорически заявил Трелковский. — Полагали, что все у вас пройдет чисто, ровно и гладко. Так вот, вы ошибались. Я выведу вас на чистую воду! Я не совершал самоубийства. Я не Симона Шуле. Это было убийство — злодейское убийство. Смотрите, любуйтесь — вот она, моя кровь.

Он сделал паузу и плюнул на землю.

— Да, это моя кровь, и я пачкаю ею ваш двор. Но я пока еще не умер. Не так-то просто вам будет убить меня!

Теперь он уже рыдал, как дитя. К нему приблизились доктор и оба санитара — движения у них были замедленные, неловкие.

— Ну хватит, — произнес врач. — Не надо усугублять свое положение. Пойдемте, мы позаботимся о вас. Проходите в машину.

— Не прикасайтесь ко мне, — снова заорал Трелковский. — Знаю я, что скрывается у вас под этими белыми халатами. Вы презираете меня, и ваша белая машина тоже презирает меня. Вам никогда не отмыть ее от всего того, что я принесу с собой. Вы все — просто шайка убийц! Подлых убийц!

Пошатываясь, словно пьяный, он направился в сторону арки внутреннего двора. Его по-прежнему со всех сторон окружала толпа соседей, расступавшаяся перед ним, освобождая проход, в ужасе взирая на него, словно перед ними было самое настоящее привидение. Перемежая смех с плачем, Трелковский махал на них изрезанной стеклами левой рукой — брызги крови летели во все стороны.

— Я вас случайно не запачкал? — спросил он. — Ах, извините, понимаете ли, это моя кровь. Надо было вам сначала высосать из меня ее всю, вот тогда бы я вас не испачкал. А вы забыли это сделать, так ведь?

Следуя за ним на дистанции, толпа также зашла в подъезд дома. Полицейский вопросительно посмотрел на врача: следует ли им силой усадить его в «скорую помощь»? Доктор покачал головой.

Кровь, смешанная со слезами, клокотала в горле Трелковского.

— Только попробуйте помешать мне говорить! — закричал он. Голос его сорвался, но тут же зазвучал снова, уже на более высокой, пронзительной ноте. — Убийцы! Гнусные убийцы! Ну, теперь-то уж я вволю пошумлю! Такой скандал вам закачу, что надолго запомните! И только попробуйте меня успокоить! С таким же успехом можете брехать на стену — мне все это будет совершенно безразлично!

Он начал плеваться во все стороны, густо орошая каждого, кто приближался к нему, кровавой слюной.

— Убийцы! Ну, убейте меня, убейте, только чтобы я замолчал! Но я кое-что оставлю после себя, чтоб получше меня запомнили, будьте уверены!

Все так же пошатываясь, он добрел до лестницы; вцепился в перила и поставил ногу на первую ступеньку. Соседи постепенно приходили в себя — сейчас они стояли прямо у него за спиной.

— Не подходите, а то всех перемажу! — Он плюнул на них, и они поспешно отскочили назад.

— Будьте осторожны, а то перепачкаете свои воскресные наряды! А почему бы вам не разойтись по квартирам и не надеть там свои красные одежды — ведь это ваша рабочая одежда, одежда убийц! А так пеняйте на себя — кровь сразу будет бросаться в глаза. А ее трудно потом отчистить, или вы не знали этого? В последний раз у вас все вышло несколько проще, но я вам не Симона Шуле!

Наконец Трелковский добрался до первой лестничной площадки. Там плюнул себе на ладонь и размазал ее по двери слева от себя.

— Убийцы! Попробуйте отмыть это — придется немало повозиться, правда ведь?

Он с трудом доковылял двери справа и потерся кровоточащим предплечьем о ее поверхность, а потом плюнул на дверную ручку. Изо рта вылетел осколок зуба.

— Ага! — воскликнул он. — Прекрасно! Вот теперь у вас чистая и опрятная квартирка!

Среди поднимавшихся следом за ним соседей стал зарождаться угрожающий ропот. Трелковский сорвал с себя верхнюю часть платья и принялся яростно царапать ногтями грудь. Из раны потекла кровь — он собрал немного ее в ладонь левой руки и, поднеся к половику перед дверью, разжал пальцы.

— Ну, вот, теперь и половичок придется сменить. Куда же вам с кровавыми пятнами-то?

Упав на четвереньки, он пополз дальше, на второй этаж, оставляя позади себя тянущийся по ступеням кровавый след.

— И лестницу тоже придется сменить — она же вся в крови. Разве можно будет смыть и соскрести всю эту кровь?

Один из соседей резко подался вперед и, ухватив Трелковского за ногу, потянул на себя.

— Убери прочь свои лапы, убийца! — прошипел тот и с силой плюнул в мужчину. Тот отпустил его ногу и закрыл обеими ладонями лицо.

Трелковский рассмеялся.

— Если будешь так размазывать ее по себе, как раз весь перепачкаешься. Ну что, кому еще дать немного кровушки? Что? Никто не желает? Но вы же любите, когда бифштекс с кровью, предпочитаете кролика, тушенного в собственной крови, знаете, в каких магазинах продается лучшая кровяная колбаса, и боготворите кровь самого Создателя нашего, разве не так? Так что же вы отворачиваетесь, когда Трелковский предлагает вам немного своей хорошей крови?