Елена Булганова - Девочка, которая ждет [litres]

Да и, похоже, со вторыми мы уже встречались.

– А метакорпы? – спросил Эрик Ильич.

– Их общину обнаружили в одном из разгромленных поселений совсем недавно. Оказались очень удобны в использовании, – с довольной улыбкой сообщил Женька, и мне до невозможности захотелось ему врезать.

Но Соболь уже задал следующий вопрос:

– В Ордене есть атланты?

Кажется, этот вопрос Карамышу не сильно понравился. Я видел, как буквально долю секунды он колебался, – интересно почему? Потом хрипловато произнес, явно волнуясь:

– Да, некоторые пары примкнули к нам добровольно, поскольку разделяли наши цели. Ради них пришлось пойти на большие уступки, ведь согласно уставу только мужчины могут быть полноправными членами Ордена. Но мы умеем быть гибкими и ценить добрые намерения. Так что если вы захотите…

– Уймись, никто тут в твой поганый Орден не вступает, – снова не удержался я.

Тут мадам Софи попросила побольше рассказать об этом самом уставе, и я навострил уши. Всегда любил читать про рыцарские ордены и масонские ложи. А Женька уже разливался соловьем:

– Пажистам запрещено вступать в брак, жить семейной жизнью, но вовсе не запрещено заводить детей. Обычно отец их даже в глаза не видит, но, если родился сын, в возрасте двенадцати лет пажист может взять его к себе на обучение, стать его куратором. Если парень согласен, то разрывает все связи с прежней семьей, становится кадетом и с того момента делает все, чтобы быть полезным Ордену. А в восемнадцать проходит обряд посвящения, акколаду, и становится полноценным членом Ордена. Только это не у всех получается! – Карамыш надменно скривился, будто сам эту акколаду уже тысячу раз прошел.

– Интересно, каков же церемониал? – заинтересовался Соболь, по-прежнему не отрывая от парня изучающего взгляда.

– Акколада длится три дня. В это время посвящаемые – их называют новициатами – не могут спать или есть, но должны проходить различные испытания. Их придумывает куратор с учетом всех слабых сторон бывшего кадета, всех его огрехов. Последнее испытание всегда самое опасное, например парень проваливается в колодец, из которого невозможно выбраться самостоятельно. И когда силы совсем оставляют его, появляется куратор, который может протянуть ему руку. А может и не протянуть, – растянул бледные губы Женька.

– И что, он погибает? – ошалел я.

– Как повезет. – Снова эта отвратная ухмылочка. – Если изо всех сил поорет, могут и вытащить… случайные прохожие. Но своего куратора и прочих членов Ордена он никогда больше не увидит.

– Ладно, а если подаст руку?

– Тогда все, ты в Ордене. Остается лишь последний обряд, очень болезненный. В левую сторону лица делается укол, отчего ее на время парализует. А потом мышцы, кожа обвисают, как у столетнего старика. И это уже на всю жизнь.

– Но каков смысл этой процедуры? – спросила мадам Софи.

– Тут не один, тут много смыслов! Во-первых, таким образом мы даем понять, что не скрываемся и не вершим свои дела в тайне, ведь по такому знаку члена Ордена легко узнать. Во-вторых, мы ненавидим Древних не за то, что они уродливы и не похожи на людей, поскольку теперь и сами таковы. В-третьих, так мы заранее наказываем себя за то, что однажды вынужденно обагрим руки кровью. Когда с возрастом обе стороны лица у человека абсолютно сравниваются, он может выйти из Ордена и жить, как ему хочется, пользуясь тем влиянием и богатством, которые заслужил за годы своего пребывания в пажистах.

– Но, наверное, в случае преждевременного ухода из Ордена эта отметина становится чем-то вроде клейма, так? – вкрадчиво уточнил наш директор.

– Такого почти никогда не случается, – самодовольно выплюнул Карамыш. – Все слабаки и трусы отсеиваются еще на стадии кадетства. Но если такое и происходит, Орден не преследует отступника, конечно, при условии, что он ведет себя тише воды и не вредит нашим целям. Разве что могут поручить кадетам отыскать такого и влепить укол еще и в правую часть лица, чтобы жизнь медом не казалась.

Женька замолчал и оглядел всех нас по очереди, словно вопрошая, есть ли еще вопросы. Болтать о своем гадском Ордене ему явно нравилось.

– Так ты в самом деле младший сын тренера Гая? – спросил я.

Он как-то дернулся, весь апломб мигом слетел:

– Он мой куратор, ясно? И да, биологический отец, но это ничего не значит! Нас таких у него много. Вон Платон старше меня, но он слабак, сломался, когда девчонку…

Тут Карамыш сообразил заткнуться, поскольку я уже привставал со скамьи. Помолчал и продолжал тоном ниже:

– И другие есть, которые уже давно в Ордене. Так что даже не воображайте, что сможете шантажировать приора Гая, взяв меня в заложники! – Он злобно ощерился. – Все, что я рассказал, не является тайной, а дальше хоть на кусочки меня рвите. Одно только скажу напоследок: если хотите спокойно жить, то лучше подружитесь с Орденом. А иначе даже бегство не спасет, у вас всегда земля под ногами будет гореть!

И Карамыш умолк, только продолжал зыркать по сторонам своими белесыми глазищами.

Эрик Ильич оторвал от него взгляд, вздохнул и сказал:

– Рвать на куски не будем точно. Ты чай допил? Софи, помоги мальчику выбраться наружу и преодолеть наш забор.

Меня на этих словах словно кнутом стеганули, я вскочил и заорал:

– Подождите, вы же еще не все знаете! Они Димку нашего к себе заманили, эксперименты на нем собираются ставить!

Я, от спешки и волнения давясь словами, передал свой разговор с Васильевым. Соболь еще больше помрачнел, но все равно сказал замершему в выжидательной позе Карамышу:

– Ты можешь идти.

– Отпускаете? – Кажется, этот тип тоже огорчился, наверное, уже настроился пострадать во славу Ордена.

– Пойдем-ка. – Мадам Софи осторожно потянула Карамыша за рукав, и, понятное дело, ему пришлось подчиниться.

Я не сводил глаз с Соболя, рассчитывая хоть на какое-то объяснение. И довольно скоро его получил.

– Алеша, мы не боевая организация, не можем и не будем брать заложников. Молодец, что привел его, мы многое узнали, теперь хоть понимаем, кому перешли дорогу. Ну и все на этом.

– Как – все?! Мы могли предъявить свои требования! Например, чтобы вывели этих монстров из Нижнего мира или хоть Димку оставили в покое.

– Ничего бы не вышло, поверь мне. Этот бедный мальчик только и мечтает отличиться, чтобы повысить свой рейтинг в глазах отца. А тому наверняка глубоко безразличны все его сыновья, которых он даже не видел до двенадцатилетнего возраста, а лишь имел в виду, чтобы со временем сформировать из них свою маленькую армию внутри Ордена.

– И что же теперь делать?

– Уезжать, – твердо произнес Соболь, стремительно вскакивая на ноги. – Да, Алексей, и не делай таких изумленных глаз. Боюсь, мы встали на пути той силы, с которой не можем тягаться, и уже понесли страшные потери.