Соня Фрейм - Не потревожим зла

Она просыпалась с гудящей головой и онемевшими ладонями и ступнями, словно в дреме понемногу отдавала себя тяге с той стороны. Ей казалось, что сна и не было, настолько уставшей и опустошенной она становилась изо дня в день.

Пока Алиса принимала происходящее интуитивно. Как паук тонкими лапками перебирает по поверхности стены, так и она постигала эти странные безымянные процессы между жизнью и смертью, в которые ее вовлек Якоб.

Вторая реальность брезжила в воздухе, она уже не могла избавиться от ощущения этой тонкой разделительной линии. Почему другие не понимают этого? Взять хотя бы их главного патологоанатома Хеннинга. Более тридцати лет работая с трупами, он знал о них больше, чем о живых.

«Смерть — это врожденная функция организма, — обронил он в их недавнем разговоре. — Мы рождаемся уже запрограммированными на умирание. Пусть оно придет годами позже, но оно в нас. Однако глазами его не увидеть. Это и остается для меня самым страшным в человеческой жизни. Ты можешь умереть сегодня от удара по голове кирпичом или через шестьдесят лет, когда откажет сердце. Тем не менее эта стадия неизбежна, но неизвестно, когда к ней придешь».

Ей так хотелось, чтобы Хеннинг был прав. В биении пульса людей Алиса чувствовала другое, скрытое трепыхание. Это было ее тайным трюком еще со времен практики в клинике. Измеряя чужой пульс, она слышала несколько ритмов: один — это колебания стенок артерий, другой — ход чужого времени.

Вот почему она знала, кто выйдет здоровым, а кого увезут в холодильную камеру. Каждый придет к смерти, но в свой срок. Это не лотерея из случайных кирпичей. Всему уже заданы координаты.

Так почему же Хеннинг, такой умный и опытный врач, не слышит хода чужого времени?

Но отклонение от ритма оказалось возможным: это пограничное состояние, ни там, ни здесь. Самоубийцы, разбившие часы своей жизни вдребезги, потому что они показывают неверное время. Она никогда не слышала в биении пульса Якоба, что он скоро умрет. Может, поэтому и не верила в его бредни о самоубийстве…

«Слишком долго, слишком долго ждать! — заклиная, шепчет Якоб в ее голове. — Я сам, сам все сделаю! И никого не спрошу!».

В тот злосчастный день, сидя на бордюре и не желая возвращаться в ненавистную квартиру, в которой гремел его похоронный марш, она ощутила момент его ухода, когда он отдался чувству необратимости и страха. Но она не слушала себя годами, отмахивалась от каждого предчувствия. Теперь это мракобесие наконец ее догнало и начало самовольно вести вместо разума. Якоб всегда говорил ей, что она только прикидывается уравновешенной умницей.

«А внутри у тебя такая же пропасть, как и во мне. Ты просто не подходишь к ней близко».

Эти мысли оставляли в душе тяжелую смуту. Алиса все чаще всматривалась в свое отражение и безмолвно говорила с собой:

«Я знаю больше других, но это не делает меня счастливее. Я вообще не понимаю, что делать с этим… Но раз оно во мне, то может, я совладаю? Что, если предчувствие смерти равносильно ее предупреждению? Или я — просто самоуверенная дура…».

Якоб маячил за спиной и прижимал палец к губам. Якоб знал, но не мог сказать. А ответ был где-то рядом, за толщей стекла.

У этих дней, походящих на затянувшийся плохой сон, была и светлая сторона — письма Люка.

Их накопилось больше двадцати. Алиса уже знала каждое наизусть, но ей все чаще казалось, что он куда-то от нее ускользает. Буквы истончаются, и за их узором вдруг вырисовывается странная пустота.

Она не задавала лишних вопросов, не называла вещи своими именами и не просила больше, чем получала. Но все равно ждала, что случится какое-то чудо — появится Оля и втащит ее за руку в мир-маскарад, где за черной помадой и подведенными глазами прячут истинные лица, или Люк сам выпрыгнет перед ней, как кролик из шляпы, — фокус-покус, Алиса…

Для него хотелось сделать больше. Не дать ему раствориться в этом котле славы, денег и наигранных страданий.

«Если бы я могла, то заперла бы тебя в твоем чертовом особняке, пока мир не забудет твое имя», — размышляла она, перебирая письма, в которых спасалась от оживающих ночных кошмаров.

Но май прошел и первая неделя июня внезапно обернулась безмолвием. Конвертов с посланиями больше не было. Могила Якоба потеряла свой смысл вдвойне. Там не было ни его, ни Люка.

Алиса застыла на пугающей развилке между тем, что уже отжило свой век, и тем, что так и не началось.

«Да где же ты, Янсен? Пиши мне, говори со мной, веди меня, раз взялся», — в панике думала она, а потом ловила себя на мысли, что становится похожей на Якоба, который когда-то так же вцепился в нее.

Как и прежде, она сидела перед надгробием, скрывая лицо за упавшими волосами, и чувствовала себя по-настоящему покинутой. Без слов Янсена казалось, что ее оставили и живые, и мертвые.

До него же было не добраться. Она даже не знала, в Германии он или нет.

Осталось только короткое напутствие на загадочное «после»: не приходить к этой могиле, когда он почему-то перестанет ей писать. Алиса смотрела, как небо хмурится над кладбищем, и ей хотелось по-детски разреветься раньше него. Потому что она внезапно поняла, что закончила тем же, с чего начала, — белым крестом и письмом, оставшимся без ответа.

Сидеть тут больше было незачем. Алиса медленно направилась к остановке. За спиной сползались тучи, и в вышине прогремел гром. Невесомый айпод сам прыгнул в руку, хотя на самом деле ничего не хотелось слушать. Но пальцы по инерции нажали на «шаффл», и в уши полилась музыка, в которую вдруг вплелось и ее настроение.

Старина Дэвид Боуи.

Алиса слушая его, и ей, довольно немузыкальному и неартистичному человеку, казалось, что она говорит со старым другом, который ее понимает.

В этот раз его слова звучали особенно проникновенно, он почти обращался… к ней:

Seeing more and feeling less,

Saying “no”, but meaning “yes”.

This is all I ever meant.

That’s the message that I sent.

I can’t give everything away [18] Вижу больше и чувствую меньше, Говорю «нет», но имею в виду «да». Это единственное, что я всегда подразумевал. Это послание я и отправлял. Я не могу растратить все впустую. (Отрывок песни Дэвида Боуи «I Can't Give Everything Away» из его предсмертного альбома «Black Star».) .

…Алиса поняла, что водитель автобуса уже давно машет ей, а она нерешительно замерла на подножке.

— Тут либо вперед, либо назад! — На нее уставились раздраженным взглядом, и она спешно запрыгнула, на ходу показывая свой билет.

«Это послание, которое он отправлял… — эхом отозвалось в ее мыслях. — Он никогда не имел в виду “нет”. Нам надо увидеться снова. К черту письма. Сколько нам лет вообще?».

« Ты не можешь растратить все впустую », — укоризненно повторял в ушах Боуи.