Андрей Дашков - Пропуск

Мое время таяло стремительно; мне позарез нужен был преемник. И я уже точно знал, что некоторые вещи он должен впитать с молоком матери – в буквальном смысле слова. Иначе не осуществится то, что я ему предуготовил.

Я сидел в бывшей конторе на старом заброшенном заводе. Это была унылая тесная клетушка, часть которой занимали металлический шкаф и стол. На стене висел календарь с голой красоткой за две тысячи истлевший год. У красотки был отвратительный шоколадный загар и невероятно белые зубы.

Я с удобством разместился в мягком кресле, из которого два часа тому назад выгрузил скелет с пулевым отверстием в черепе. Его «улыбка», посланная с того света и обращенная ко всем живущим без разбора, была, ясное дело, саркастической. И он был прав – с тех пор, как я почувствовал дыхание Костлявой на своем затылке, я стал ходячим фонтаном черного юмора. Этот поганый мир не заслуживал ничего другого. Над ним можно было только смеяться – в перерывах между стонами боли и отчаяния или тщетными попытками что-нибудь изменить. И я любил его таким. Я сам был одним из тех, кто ввергал людишек в отчаяние, и ни минуты не сожалел об этом. Но настал мой черед уходить. И теперь я жаждал утопить остающихся в крови и грязи.

Однако сейчас я заткнул фонтан и сидел тихо. Слушал. В двухстах шагах от меня, в огромном здании цеха, горел бродяжий костерок, вокруг которого сидели шестеро. Среди них – эта самая молодая баба с раздутым брюхом.

О, как долго ждал я подходящего случая! Давненько не встречал беременных; уже и не надеялся заполучить младенца, но, кажется, ночь обряда все-таки наступит! Моя ночь. Если все сработает, я еще поживу. Покопчу это небо сажей, погуляю по темной стороне… в новой, здоровенькой плоти.

Костер был умело замаскирован, и я не видел даже малейшего отблеска на уцелевших стеклах. Зато котик Барин видел и слышал все. Чудесный, послушный котик. Он подобрался к бродягам так близко, как только можно – без риска быть замеченным. Я «смотрел» его глазами, прекрасно видящими в темноте, и «слушал» его ушами, способными уловить легчайший шорох мыши в подполе. При этом сам Барин был черным, как ночь, и бесшумным, как тень. Я подобрал его издыхающим трехнедельным котенком и, кажется, неплохо поработал над ним. Во всяком случае, он полезен настолько, насколько вообще может быть полезна четвероногая тварь. Однако в моем распоряжении были еще нетопыри, ящерицы, змеи, крысы и прочая мелкая живность. Эти не предают. Они просто умирают после того, как я использую их. Так зачем же мне двуногий напарник, от которого пришлось бы ежеминутно ожидать слабости или предательства?

Спустя пару часов бродяги обменялись своими байками, новостями, сплетнями и приготовились спать, выставив часового. Осторожные, многоопытные топтуны, но мне было плевать на их осторожность. Я уже выбрал ту, в которую вопьюсь, словно невидимый клещ, и буду сопровождать повсюду до того самого момента, пока не начнутся родовые схватки. Надеюсь, она будет при этом одна. В противном случае придется избавиться от досадных помех. Любой ценой. Действительно ЛЮБОЙ ценой. В мои последние ночи я почувствовал вкус жизни. Она была горьким медом. Временами отвратительным, но его хотелось еще и еще…

Завелся, Ванечка, завелся, сучонок, – метров десять не добежала. Он прыг в седло и рванул с места с пробуксовкой – только щебень по моим джинсам застучал. Это он, красавец, умеет – пыль в глазки девичьи пустить. А ведь надо было подождать каких-нибудь пару секунд! Пришлось повернуться и отстреливаться, чтоб меня не подранили. Получилось, что я его, скотину, еще и прикрыла!

Когда я заставила уродов залечь и снова глянула в ту сторону, куда Ванька дернул, то чуть автомат не выронила. Это ж надо – какая судьба все-таки сука! Наперерез мотоциклу из кукурузы баба с ружьем выскочила – здоровенная бабища, лет двадцать восемь, кровь с молоком, вымя – как мой патронташ. То ли в плену была у оседлых и охранника сиськами задушила, то ли без мыла проскочить захотела туда же, куда и мы.

В любом случае я сразу поняла, что убивать моего бывшего дружка она не собирается. Хотя запросто могла прикладом перетянуть – и полетели бы Ванька и его тарахтелка в разные стороны!.. Он еще вилять пытался, объехать эту булку сдобную, но бабища на него ружье наставила, и пришлось ему притормозить. Между нами: он, болван, дроби страшно боится. Когда одна дырка, говорит, ничего, а вот когда много… плохо заживает. Ну а если бы эта стерва в него с трех шагов засадила, его дурную башку враз с плеч сдуло бы.

В общем, на мое законное место, кровью и потом заслуженное, вскоре упала ее толстая задница, да так, что амортизаторы заскулили и тарахтелка до выхлопных труб просела. Ванька газ до упора отвернул, и полетели голубки к новому счастью. Мне осталось только вонючий выхлоп глотать, материться про себя и ждать, пока кукурузники станут в меня напоследок свои стояки засовывать. И тут тварь эта смышленая обернулась и показала мне средний палец. Да еще залыбилась на все тридцать два.

Этого я уже вынести не смогла! Если суждено подохнуть, так я с собой и вас, ловкачей, прихвачу, для приятной компании… Подняла автомат и знала, что не промахнусь – с такого расстояния я никогда не промахивалась. Пальцем крючок потянула – и в этот самый момент какой-то гаденыш из мелкокалиберной пукалки мне в руку попал!

Дернулась, зажмурилась от боли мгновенной, выстрелила мимо. Приклад не сумела прижать как следует – отдачей плечо ушибла. Короче, все испоганила. А потом уже поздно было голубков на взлете подстреливать; пришлось собственную задницу из беды выручать. Опять в кювет рухнула, колени ободрала, и весь кайф будто ветром сдуло! Никакого удовольствия от такой войны. Спрятаться негде, смыться не на чем; кукурузники рано или поздно окружат, свинцом нашпигуют, а то и поле подожгут – и будет жареный бифштекс из ядреной девки. Свежайший. С кровью.

Кстати, кровь из раны пропитывала рукав рубашки. Руку я кое-как ремнем выше локтя перетянула, не забывая поглядывать по сторонам – вдруг молодые и дурные из щелей полезут. Но те поодаль между собой перегавкивались и даже меня звали. Развлечься приглашали. Обещали, что с ними будет весело. Нет, сынки, по-настоящему весело мне уже ни с кем, наверное, не будет… Только как оборону держать? Ни воды, ни жратвы – все в сумках осталось, к тарахтелке притороченных. Попался бы мне сейчас Ванечка – настругала бы его тонкими ломтиками и член пятаками нарубила бы!..

Но Ванечка далеко, а гоплык близко. И надо что-то делать. По мне – пусть самое худшее случится, лишь бы не лежать и тупо смерти дожидаться.

Однако долго лежать и не пришлось. Я услыхала шум мотора – явно что-то большое перло, грузовик или автобус. Оттуда же, откуда и нас с Ванькой принесла нелегкая.