Уильям Тенн - Непристойные предложения

И проблема заключалась в том, что ничего нельзя было поделать с этой опасностью, кроме как днем и ночью сохранять бдительность.

Он вспомнил, как его отец оторвал его от детских игр и повел за собой на холмы, чтобы научить пасти овец. Как он ненавидел эту одинокую, изнурительную работу! Старик понял это и однажды даже смягчился настолько, чтобы снизойти хоть до какого-то объяснения.

– Видишь ли, сынок, овцы – это то, что мы называем домашними животными. Как и собаки. И вот, мы можем одомашнить овец, и мы можем одомашнить собак, чтобы сторожить этих овец, но для умного, бдительного пастуха, знающего, как поступить, когда произойдет что-то необычное, и могущего рассказать нам об этом, – вот для этого нам нужен человек.

– Гы, батя, – сказал он, безутешно пиная огромный пастуший посох, который ему вручили. – А чего тогда вы не эт самое… не одомашните человека?

Его отец фыркнул от смеха, а затем уставился тяжелым взглядом на косматые горбы холмов.

– Что ж, некоторые люди работают и над этим, и с каждым разом у них получается все лучше и лучше. Единственная беда – когда человек одомашнен, он становится совершенно дрянным пастухом. Когда он укрощен, его ум уже не так остер, а в сердце нет восторга. Он нисколько не заинтересован в том, чтобы приносить пользу.

В двух словах, это и было основной проблемой, как ее понял Гаромма. Слуга безопасности по природе своих обязанностей ну никак не мог быть домашним животным.

Он пытался использовать «овчарок» на должности главы Безопасности; пытался снова и снова. Но они не соответствовали этой работе, и приходилось заменять их. И через год, через три, через пять лет после вступления в должность, рано или поздно люди хотели заграбастать всю полноту власти, и их нужно было с превеликим сожалением уничтожать.

Как будет вскоре уничтожен текущий Слуга безопасности. Единственная проблема состояла в том, что он был таким полезным! Необходимо идеально отмерять время, чтобы редкий, одаренный воображением человек, занимавший идеально предназначенный для него пост, мог проработать максимальный срок, оставаясь полезным, а затем срезать его именно в тот момент, когда опасность перевесит все его ценные качества. И так как при наличии подходящего человека такая опасность существует с самого начала, нужно постоянно, неусыпно следить за весами…

Гаромма вздохнул. Эта проблема была единственным раздражающим фактором в этом мире, который уже был организован так, чтобы доставлять ему одни лишь удовольствия. Но так же неизбежно как ночь сменяет день, это была его постоянная проблема, преследовавшая его даже в снах. Прошлой ночью ему опять снились кошмары.

Моддо снова коснулся его колена, чтобы напомнить о том, что тот находится под прицелом миллионов глаз. Гаромма встряхнулся и одарил его благодарной улыбкой. Просто нужно помнить, что сны – это всего лишь сны.

Толпы народа остались позади. Впереди высились огромные железные ворота Центра образования, которые медленно впустили в себя машину. Когда полицейские слезли со своих мотоциклов, вооруженная охрана Службы образования в своих белоснежных туниках встала на караул. Гаромма при помощи трясущихся рук Моддо вышел из машины, и тут же Главный оркестр вместе с Главным хором грянули ревущее, впечатляющее изложение веры в Гимне человечества:

После пяти куплетов протокол был исполнен, и оркестр начал играть Песню образования , а помощник Слуги образования, хладнокровный, аристократический юноша, сошел по ступеням здания. Он развел руки в стороны, а его «Служи нам, Гаромма», было выверенно правильным, хоть и несколько небрежным. Он отошел, чтобы Гаромма и Моддо могли взойти по ступеням, а затем легко взбежал за ними, щеголяя идеальной осанкой. Хормейстер придержал песню в благоговейном порыве на самой высокой ноте.

Они прошли под гигантской аркой, на которой в камне был высечен девиз: Всем нужно учиться у Слуги Всех, и пошли по длинному центральному коридору этого величественного здания. Серое тряпье, в которое были одеты Гаромма и Моддо развевалось от их мерных шагов. Вдоль стен стояли рядовые служащие и распевно скандировали: «Служи нам, Гаррома. Служи! Служи! Служи!»

Гаромма заметил, что их крики мало походили на безумную лихорадку уличной толпы, но были вполне удовлетворительным приступом благоговения. Он поклонился и искоса взглянул на стоящего рядом Моддо. Тот едва сдерживал улыбку. Слуга образования выглядел нервным и неуверенным, как всегда. Бедный Моддо! Он не был предназначен для столь высокой должности. Он держал свое высокое худощавое тело с элегантностью выбившегося из сил собирателя ягод. Он выглядел как кто угодно, но не самый важный чиновник правящих кругов.

И именно это было одним из тех качеств, которые делали его незаменимым. Моддо был достаточно умен, чтобы знать о своем несоответствии занимаемой должности. Без Гароммы он все еще искал бы в статистических выборках любопытные погрешности где-нибудь в незначительном отделе Службы образования. Он знал , что недостаточно силен, чтобы делать карьеру самостоятельно. И был недостаточно общителен, чтобы заводить полезные связи. Поэтому именно Моддо, именно ему одному среди всех Слуг Кабинета, можно было целиком и полностью доверять.

В ответ на робкое прикосновение Моддо к его плечу он пошел в большой зал, который был так экстравагантно подготовлен к его приходу, и взобрался на небольшой помост в дальнем конце зала, покрытый золотой тканью. Он присел на грубый деревянный табурет, стоявший на помосте, а Моддо через пару мгновений сел на стул, стоявший одной ступенью ниже, а помощник Слуги образования сел на стул, стоявший в самом низу. Главные руководители Центра образования, одетые в белые туники из роскошной ткани свободного кроя, медленно и торжественно собрались вокруг. Личная гвардия Гароммы выстроилась перед платформой.

И церемония началась. Церемония установления полного контроля.

Сначала самый старый чиновник в Службе образования прочитал соответствующие отрывки из Устной традиции. Как повелось, ежегодно, при любом режиме, еще с доисторических демократических времен, из числа выпускных классов начальных школ по всему миру делались психометрические выборки, чтобы определить, насколько успешно шло политическое воспитание детей.

И выборки свидетельствовали о том, что подавляющее большинство людей считало, что текущий правитель и есть основа людского благосостояния, движущая сила повседневной жизни, а незначительное меньшинство, не более пяти процентов, успешно сопротивлялось идеологической обработке, а значит, ставилось на особый учет в качестве потенциальных источников недовольства.