Уильям Тенн - Непристойные предложения

Единственным успокаивающим фактором является очевидная осведомленность Специальной комиссии об этой опасности и те беспрецедентные меры, которые они готовы принять для борьбы с ней.

К сожалению, беспрецедентные меры будут предприняты за счет самого Хебстера.

Он подумал, что ему осталось меньше двух часов, чтобы попытаться выкрутиться хоть как-то из этой ситуации, когда на его территории произошло самое серьезное преступление среди всех перечисленных в современном законодательстве.

Он поднял трубку одного из аппаратов:

– Руфь, – сказал он. – Мне нужно поговорить с Вандермиром Демпси. Пожалуйста, соедините меня лично с ним.

Она так и сделала. Уже через несколько секунд он услышал в трубке известный голос, медленный, бархатистый и льющийся из трубки расплавленным золотом:

– Привет, Хебстер! Вандермир Демпси у аппарата! – он остановился, как будто хотел снова набрать воздух в меха, затем продолжил звучно:

– «Человечество – пусть оно всегда будет впереди, всегда оставаясь при этом человечеством»! – Он хихикнул. – Наш новый лозунг. Мы это называем телефонным тостом. Нравится?

– Очень, – уважительно сказал Хебстер, вспоминая, что этот бывший ведущий телевикторины вскоре будет руководителем и церкви, и государства. – Хм… Мистер Демпси! Я заметил, что у вас вышла новая книга, и мне бы хотелось…

– Это которая? «Антрополитика»?

– Да, она. Отличное исследование. Есть много отличных цитат в главе «Человек – не больше и не меньше».

Раздался хриплый тяжелый смех.

– Молодой человек! В каждой главе любой моей книги можно найти сотни цитат на все времена! Здесь, у меня в штаб-квартире, работает целый конвейер писателей, которые способны вырабатывать до пятидесяти пяти лозунгов и эпиграмм на любую тему в течение десяти минут. Не говоря уж об их возможности работать с политическими метафорами и анекдотами на две фразы с очень занятным подтекстом! Но ты же мне звонишь не для того, чтобы обсудить литературные аспекты, как бы ни были хороши мои упражнения в формировании эмоций у народных масс. Зачем этот звонок, Хебстер? Давай начистоту.

– Да, – начал генеральный директор, слегка успокоенный цинизмом вождя высшистов и немного раздраженный его хамоватой прямолинейностью. – Я сегодня беседовал с вашим и нашим другом П. Браганзой.

– Я знаю.

– Неужели? Откуда?

Вандермир Демпси снова рассмеялся медленным, добродушным фырканьем толстяка, сжимающего ручки кресла-качалки.

– Шпионы, Хебстер, шпионы. У меня они практически везде. Вся эта политика – не что иное, как двадцать процентов шпионажа, двадцать процентов организационных аспектов и шестьдесят – ожидания подходящего момента. Мои шпионы сообщают мне обо всем, чем ты занимаешься.

– Они случайно не рассказали вам, о чем мы говорили с Браганзой?

– Конечно рассказали, молодой человек, рассказали! – Демпси звонко и беззаботно рассмеялся. Хебстер вспомнил его фотографии: голова как огромный мягкий апельсин, в кожуре которого выдавлена великолепная улыбка. На голове совершенно не было волос – ни одного. Все они, вплоть до последней реснички, до последнего волоска, растущего из бородавки, были удалены электролизом. – В соответствии с донесениями моих агентов Браганза сделал ряд серьезных предложений от лица Специальной комиссии по расследованиям, которые ты совершенно справедливо отверг. Потом же (что вполне в его духе) он заявил, что, если впредь тебя поймают за какими-либо мерзкими делишками, которые, как все знают, и сделали тебя самым богатым человеком на планете Земля, он использует тебя как приманку, на которую обрушится вся мощь нашего гнева. Должен признаться, мне чрезвычайно нравится вся эта хитроумная схема.

– И вы ведь не поведетесь на эту приманку, – предположил Хебстер.

Грета Сайденхайм вошла в офис и показала круговым движением на потолок. Он кивнул.

– Как раз наоборот, Хебстер, мы поведемся на эту приманку. Мы так поведемся, что все их самые дикие предположения покажутся ничем по сравнению с той неистовостью, что мы обрушим на тебя. Мы проглотим эту приманку, подготовленную для нас Спецкомиссией, а потом устроим благодаря ей мировую революцию. Все именно так и будет, мой мальчик.

Хебстер, волнуясь, вытер губы ладонью.

– Только через мой труп! – Он попытался захохотать, но получилось только прохрипеть. – Вы правы насчет нашей беседы с Браганзой и, возможно, правы, оценивая свои силы, когда дело дойдет до брусчатки и бейсбольных бит. Однако если ненароком желаете упростить текущее положение вещей, то я готов заключить с вами небольшую сделку…

– Извини, Хебстер, мой мальчик. Никаких сделок. Не по этому вопросу. Разве ты не видишь, что мы действительно не хотим ничего прощать? По той же самой причине мы ничего не платим нашим разведчикам, несмотря на все их риски и растущее благосостояние «Человечества превыше всего». Мы поняли, что разведчики, которые пришли к нам из-за своих убеждений, работают усерднее и готовы идти на многое по сравнению с теми, кто попадает к нам из-за своих финансовых проблем. Нет, нам жизненно необходимо дело Хебстера, чтобы поднять толпу. Во время этого дикого безумства мы войдем в кураж, и наши чувства передадутся полиции и солдатам, так что все консервативные граждане, которые обычно недоуменно качают головами и отводят глаза от наших шествий, перейдут все грани приличия и сами присоединятся к грабежам и насилию. Когда число этих граждан перевалит за критическую отметку, вся Земля станет «Человечеством превыше всего».

– Орел – выигрываю я, решка – вы.

Вновь разлилось расплавленное золото смеха Демпси.

– Я понимаю, что ты имеешь в виду, Хебстер. В любом случае при победе ООЧ или ЧПВ от тебя останется лишь мокрое место на сыплющемся песке времени. У тебя был шанс четыре года назад, когда мы призывали всех заботящихся о судьбе человечества бизнесменов поддержать нас деньгами. Довольно многие из твоих конкурентов смогли увидеть взаимосвязь между экономикой и политикой. Вудран из инвестиционного фонда «Андервуд» стал сегодня членом первого ранга. Но никто из твоих руководителей высшего звена не может похвастаться значком бритвы. Но пусть так… Однако то, что случится с тобой, – это будет ничем по сравнению с судьбой первяков.

– Пришельцам может не понравиться избиение их слуг.

– Да нет никаких пришельцев! – ответил Демпси совершенно изменившимся голосом. Было похоже, что его губы застыли, и он попросту не мог ими двигать.

– Нет пришельцев? Это все, что вы хотите сказать? Серьезно же, вы не можете говорить это на полном серьезе!

– Есть только первяки – существа, которые сняли с себя ответственность, лежащую на всех людях, поэтому могут делать различные чудесные вещи, отвергаемые на самом деле человечеством, так как нет в них никакого достоинства для настоящего человека. Но пришельцев никаких нет. Пришельцы – это миф, созданный первяками.