Филиппа Грегори - Дорогами тьмы [litres]

– Но ты не можешь пуститься за ним в погоню одна.

Привалившись к шее коня, Ишрак обернулась.

– Лука, твой долг – отправиться вслед за танцорами и найти причину, бросившую их в омут безумия, а мой долг – вернуть меч. Сам лорд Лукретили приказал мне оберегать Изольду. Я научилась боевым искусствам лишь для того, чтобы охранять нас обеих. Изольде необходимо передать боевой меч сыну своего крестного. Когда рыцари возвратились из крестовых походов, отец Изольды и ее крестный обменялись боевыми мечами, но прежде выгравировали на их лезвиях послание. Они намертво, символизируя мирные свои намерения, прикрепили лезвия к ножнам мечей и передали друг другу ключи, без которых лезвия невозможно вынуть из ножен. Лорд Лукретили сказал Изольде, что после его смерти она должна соединить мечи, открыть замки и прочесть послание. Как я могу позволить пропасть этому мечу или – что еще хуже! – оставить его в руках ее брата. Необходимо вернуть его. И я это сделаю.

– Может, брат Пьетро составит тебе компанию?

– Нет, одна я смогу ехать быстрее.

– Я не позволю тебе уехать так – навстречу опасности! – вскричал Лука.

Она смерила его суровым взглядом.

– Кто ты такой, чтобы мной командовать? – спросила она. – Не тебе решать, ехать мне или оставаться. Ни ты, ни какой-либо иной мужчина не вправе распоряжаться мной по своему произволу.

– Но ты моя, ты моя… – Он вовремя остановился, и запретное слово «возлюбленная» не успело сорваться с его уст.

Во взгляде Ишрак сквозила непоколебимая твердость.

– Ты обещан своему Богу, – напомнила она. – Ты возлюбленный моей самой дорогой подруги, которая мне как сестра. Я не притязаю на тебя, как на свою собственность. Да и сама я никогда не буду никому принадлежать. Ни один мужчина не будет властвовать надо мною.

Он кивнул, уступая.

– Я знаю… Я знаю… И все же…

– В добрый путь, Лука. Найди Изольду и убереги ее.

Он подчинился ее воле, созвучной его собственному желанию вызволить Изольду из плена танцоров.

– Что ж, решено. Я отправлюсь за ней. Я верну ее, и мы все снова встретимся здесь.

Она кивнула и вскочила в седло – без кровинки в лице, белая, как молоко.

– Не упади в обморок, – отдал он ей свой последний приказ, вызвав у Ишрак дерзкую улыбку. – Уж это-то мне можно, надеюсь, сказать?

– Можно.

– Ты ведь знаешь, о чем я думаю, но не осмеливаюсь говорить?

– И не осмеливайся. Никогда, – мгновенно одернула его Ишрак. – Сейчас вообще не время об этом думать.

Он понимающе кивнул: преданность Изольде ценилась Ишрак превыше всего.

– С Богом, – выдохнул он и отступил на шаг. Конь Ишрак молнией выскочил из конюшни.

– Там, за воротами, танцоры, – поспешно доложил раввину привратник. – А эти двое, – он указал на Изольду, сидящую на камнях и сжимающую кровоточащие ноги, и Фрейзе, мертвенно-бледного от страха, заслонившего собою леди из Лукретили, – сумели пробраться внутрь. Они взывали на идише и молили об убежище именем Бога, поэтому я их впустил. Но теперь я вижу, что они плясуны и идолопоклонники. Прости меня. Я услышал нашу речь и подумал, что они – одни из нас, что они – Избранные.

– Вы христиане? – спросил раввин.

– Да, – ответил Фрейзе. – Наш покровитель – лорд Варгартен, мы путешествуем с благословения Его Святейшества папы римского.

– Нам не остается ничего иного, как выдворить вас за ворота, – решительно заявил раввин.

Призывный гул набата затих, и звуки бубна и скрипки вновь ворвались в деревню. Ноги Изольды вопреки ее желанию судорожно дернулись, и она наклонилась и сжала что есть мочи носки башмачков, чтобы обездвижить их.

Фрейзе, извиваясь всем телом, отдавшись во власть музыки, угрожающе вращал глазами, глядя то на раввина, то на стража ворот.

– Вы не смеете причинить нам вреда. Вы не посмеете даже прикоснуться к ней! Назад, а не то пожалеете.

– Мы не хотим танцевать. – Изольда просяще заглядывала в глаза раввина. – Меня заставляют танцевать эти вот башмачки. Мой друг пытается помочь мне, если он перережет ленты, я сброшу башмачки с ног и снова стану собой. Молю вас, не отдавайте меня танцорам.

Раввин обратился к толпе.

– Никто на нас не напал, – успокоил он сельчан. – Слава Богу, это не налет и не штурм. Сегодня Бог милостив к нам. Ступайте по домам и затворите двери и окна, чтобы не проникли в дома звуки музыки. Если же кто-нибудь примется танцевать, немедленно ведите его в синагогу. Дозорные, вы останетесь со мной. Это танцевальная чума. Если мы вернем этих людей их соратникам и дадим им еды, они оставят нас в покое. Однако всем и каждому запрещаю я слушать музыку.

Тотчас жители деревни прижали руки к ушам и поспешили обратно в дома. Только шестеро стражей остались с раввином, ожидая дальнейших приказаний.

– Прошу, не гоните нас, – попросил Фрейзе. – Разрешите мне снять с ее ног эти туфли, и как только танцоры уйдут, уйдем и мы. Мы не желаем иметь с вами никаких дел. И знайте – наши друзья обязательно явятся сюда за этой дамой. Она – леди из Лукретили, крестница графа Влада Тепеша II.

С нескрываемым ужасом прошептали дозорные имя великого крестоносца. Фрейзе рассчитывал, что имя знаменитого графа вызовет благоговейный трепет, но, похоже, он ошибся и только усугубил их с Изольдой положение. Он кидал быстрые взгляды от одного дозорного к другому, определяя, насколько они опасны для леди из Лукретили.

– Эта прекрасная молодая леди – истинная христианка, – предупредил он их. – Страшные кары обрушатся на вас, если вы выгоните ее прочь. Вас уничтожат, если вы не поможете ей, вашу деревню сотрут с лица земли, если вы причините ей боль или постараетесь обратить в свою веру. Говорю вам – только троньте ее, и не миновать вам беды.

– Нам ее и так не миновать, что бы мы ни делали, – горько молвил раввин. – Мы всегда балансируем на грани. Если эта леди танцует, ее место среди танцоров, и тут уж мы бессильны. Если же ее друзья придут и обнаружат ее здесь, беды, грозящие нам, будут просто неисчислимы.

Стоявшие позади него стражи кивнули.

– Они скажут, что мы похитили ее, – осмелился подать голос один из них.

– Я не позволю им, – пообещала Изольда. – Я расскажу им, как вы спасли меня от танцоров. Я награжу вас. Я прошу вас о помощи. Заклинаю, не отдавайте нас плясунам.

Фрейзе яростно затряс головой.

– Молчи, – зашипел он, – не говори с ними. Не обещай им никаких наград, они оберут тебя до нитки. Одному Богу известно, что они сотворят с тобой, как только ты окажешься в их власти. Надо убираться отсюда.

– Но помнишь того еврея-менялу в Венеции? Он ведь по-честному обошелся с нами.

– Ясное дело, в Венеции! Там он был под неусыпным оком закона, под колпаком у агентов дожа. Но здесь? В еврейской деревушке? Где у них развязаны руки и они могут творить все, что им вздумается? Как ты считаешь, почему христианам запрещено даже приближаться к поселениям евреев? Да потому что лишь одному Господу Богу известно, чем они там занимаются. Мы в огромной опасности.