Анна Алмазная - Точка кипения [СИ]

— Тьфу ты, — сплюнул один из горилл. — А я уж думал, перестарались. Тащи хлюпика в залу, а я пойду за Лысым.

Кто-то развернул его пинком, схватил за шиворот и потянул из ванной комнаты. Ворот рубахи больно впился в шею, придушив. Саша почувствовал, что сознание вновь ускользает, и мир окутывается в теплый туман. Вода, смешанная с кровью и потом застилала глаза, и все тело, казалось, пытало болью. А потом его вдруг отпустили. Саша перевернулся на бок, хватая ртом воздух и пытаясь собраться силами. Еще не все закончилось. Далеко не все. А умереть надо по возможности достойно.

— Может связать?

— Эту гниль? Да он подняться не состоянии…

И это после нескольких ударов-то. Хлюпик он и есть хлюпик. И что в нем только Катька нашла? Они ушли и оставили его одного. Саша поднялся на четвереньки, но вновь упал, бессильно распластавшись на прохладном полу. Где он? Наверное, в танцевальной зале. Лысый умеет танцевать? Саша нервно засмеялся. Танцующий вальс качек Лысый, изящно двигающийся Лысый, это так смешно. И как же это грустно. Саша любил вальс. Любил изящество. Но в этом долбанном мире выбора нет ни у кого. Ему надо быть зверем! Или сдохнуть. Саша вот выбрал сдохнуть… Вопрос только — когда его, наконец-то, убьют? А место для смерти подходящее. Паркет, мягкий свет, зеркало на всю стену. А в нем — помятый, мокрый Саша на полу. Светлые волосы, потемневшие от влаги и крови. Потухшие глаза. Никогда еще он не доводил себя до такого состояния. Боже, как он жалок. Боже, скорее бы его убили. Достали тянуть кота за хвост. Впрочем, уже не тянут: за дверью раздались шаги, и Саша вздохнул с облегчением. Смерть совсем близко.

Весело кружились в воздухе снежинки, таяли на стекле фонаря. Анри, напевая веселую мелодию, шагал к карете. Слава богу, и сегодня пронесло. А он уже боялся, ведь в глазах королевы было что-то… новое, наверное. И опасное. До кареты осталось всего несколько шагов, как от тени отделилась укутанная в плащ фигура:

— Королева ждет вас, виконт. Анри вздрогнул. Мелодия застыла на его губах, по позвоночнику пробежал неприятный холодок. И все же она решилась… А он так надеялся, что благоразумия, воспитания и прочих светских штучек ей будет достаточно, чтобы удержаться от искушения.

— Пройдите за мной. Анри пошел, а что ему оставалось? Вслед за проводником нырнул в теплый и душный коридор, завешанный портьерами, по узкой лестнице поднялся на второй этаж, прошел в любезно распахнутую дверь и замер. Да, он не ошибся, спальня. Чуть уловимый аромат ее духов, полумрак, разгоняемый лишь светом одной единственной свечи и ярко пылающим огнем в камине. Тяжелый, темно-синий балдахин над огромной кроватью. На кровать Анри смотреть не хотел. Он чувствовал себя узником, которого привели на казнь. Только казненных лишают жизни, а его — чести. Королева… Королева его купила. Оказывается, его можно купить.

— Видно, для нее я слишком сильное искушение. Как жаль. Виконт снял перчатки и бросил их на туалетный столик. Вгляделся в свое отражение, чуть поправив локон парика… Честь? Слава? Все это увы, не про него. Как же он жалок. А вот и королева. Покупательница? Возлюбленная? Виконт хотел оглянуться и поклониться вошедшей… но зеркало… зеркало не отпустило.

…зеркало… врешь ты, зеркало. И не я это в шелках и кружевах, не я это в напудренном парике, хоть и лицо мое, и глаза мои…

…зеркало… даришь мне надежду, зеркало. Там, за тобой — большая зала, поблескивающий в полумраке паркет и я, слизывающий с губ кровь. Я, с пробуждавшимся в глазах неистовством. Я и мой враг, что пришел меня убить… я хочу туда, зеркало. …

…врешь ты зеркало… перед самой моей смертью врешь, не спать мне на тех шелковых простынях… Не обнимать женщину в голубом, у которой лицо Кати. Не жить мне в тех роскошных покоях… как жаль… я хочу…

… издеваешься ты, зеркало. Не встать мне, окровавленному, с пола. Не подойти к тебе, оставляя на паркете мокрые, красноватые следы. Не улыбнуться отчаянно, потому как хочется жить…

…выжить, как же я хочу выжить…

…жить, а не выживать!

Его пальцы не слушались. Они сами ласкали ее тело, перебирали струны ее души, как перебирали недавно там, в зале, струны арфы.

— Откройся мне, — шептал он в белоснежные локоны, — забудь сегодня, что ты — королева. Сегодня ты моя!

Она забыла. И он упивался ее близостью, целовал ее губы, думая только об одном: он, простой мальчишка, сейчас обладает наибольшим сокровищем, какое есть в их проклятом государстве. Самой королевой.

Пусть только на одну ночь, и что же? Такая ночь стоит жизни.

Гм… Боль? На каждое движение отзывается тело болью? Он любил боль. Она кормила его ярость. А ярость это шажок к победе.

— Я думал… ты… — в глазах Лысого мелькнул страх.

— Ну что ж ты меня так недооцениваешь-то? А? — спросил мгновение спустя Саша, нагибаясь над телом Лысого. Отобрать нож у качка оказалось так легко. Пырнуть того в живот — еще легче. И ощущения от этого были превеликолепнейшие. Саша живет! Он убивает! Наконец-то!

— Один пришел? Без своих горилл… как же неинтересно.

— Ум-ре-е-ешь, от…морозок… — прохрипел Лысый.

— Сегодня? Вряд ли.