Вадим Дмитриев - Чёрные лебеди

— Неравноценный обмен, однако, — хозяин смешливо сверкнул близорукими глазами.

— Остальное запиши на мой счет.

— У тебя есть счет? — Было заметно, что кузнец и не ждал награды. Больше любовался собственным творением. — Самому-то нравится?

— Хорошая вещь.

Словно принимая окончательное решение, мастер махнул рукой:

— Значит, договорились. Дарю.

Хотя и без этого все было ясно. Кузнец, взяв тесак и мельком глянув на кровь, засохшую на лезвии, спрятал под наковальню.

— Это тебе уже не понадобится. На переплав пойдет. Как звать-то?

— Зови Праворуким.

Из кузницы он вышел далеко за полночь. Несмотря на настоятельные требования остаться до утра, будучи и без того безмерно обязанным кузнецу, злоупотреблять гостеприимством не стал.

Ему нравилась новая рука. О старой не жалел. Увесистый металлический протез в виде сжатого кулака непривычно оттягивал предплечье, и это давало ощущение полноценности и новой силы. Он посмотрел вверх. Мириады звезд ярким ковром укрыли ночное небо.

«К хорошей погоде», — подумал Праворукий, засматриваясь на кровавое зарево над городскими крышами. Вдали у моря гудел набат.

— Как смеет эта рыжая южанка, о которой в Герании давно забыли, предлагать мне подобное? — наместник еле сдерживал бушующее негодование.

Несмотря на нервное напряжение, его собеседник держался великолепно:

— Что может быть выгоднее слияния ее интересов с вашими? Может, хватит Сухому морю разъединять народы? Пора объединить оба берега.

— К сенгакам Сухое море! — Монтий ударил кулаком по массивной столешнице. — Ты на чьей стороне? Каков твой интерес? О каких народах печешься, Мышиный Глаз? Неужто нашел себе нового хозяина? Или хозяйку…

В полутемном совещательном зале, где остались лишь они вдвоем, наместник и его тайный агент, казалось, даже в воздухе ощущалось напряжение. Тени от мерцающих свечей, переплетаясь в замысловатые узоры на стенах, словно слушали этот тяжелый разговор.

Полукровка устало мотнул головой. Задумчиво почесал небритую щеку. Хуже всего иметь дело с напыщенными самодурами, считающими себя великими. Как же объяснить этому твердолобому барану, что у него есть лишь один выход — согласиться на поступившее предложение. Сказать прямо, как есть? Нет, так не годится. Как же не видит этот бестолковый идиот, что от такого союза выиграют все. Мышиный Глаз искоса посмотрел на груду сундуков в углу — подарки, доставленные отакийской свитой. Мысленно хмыкнул: «Воистину королевское сватовство». Вслух же сказал:

— Отака невероятно богата, а ее королева сильна. Лучше иметь её в союзниках, чем стать врагом.

— Союзником? Ты слышал, какие условия она выдвигает? Не союзником я стану, а отакийским вассалом! Ее наместником в Герании. Запредельная наглость! Разве я выиграл эту войну, чтобы пойти в услужение к заморской портовой шлюхе? Хватило же ей наглости лично прибыть в Оман, и предлагать такой постыдный союз. Безумная, такая же, как её мать…

— Почему же? Её мать…

— Все это я знаю, — перебил наместник. — Да, не спорю, королевская кровь — её достоинство. Единственное! Когда эту пятилетнюю рыжую выкрали пираты, её мать сошла с ума, так и не родив Тихвальду наследников. Южанка единственная, оставшаяся из Змеиного выводка… — Он покрутил пальцем у виска. — А не пошла ли дочь по пути матери?

— В любом случае не стоит нарушать древнюю традицию и множить самозванцев. Такое уже было…

— В пекло традиции!

— Согласившись на условия отакийки, вы приобщитесь к её семье. К её королевской крови.

— Я слышал, она отказалась от Змеиного бога.

— В любом случае, женитьба даст то, что в итоге сделает вас королем.

— Королем без королевства?

— Королем с королевой.

— Все это ничего не значит! — негодование Монтия достигло предела. — Мне не нужна королева. Мне нужен оброк провинций. Впредь от простого старосты до геранийских наместников, от мелкого землевладельца до глав торговых союзов, все должны собирать дань в мою казну, и никуда более. Лишь об этом надо заботиться сейчас. А шлюха пусть возвращается в свой заморский бордель, где ей самое место.

— Войны с ней мы не переживем. К тому же к концу весны здесь непременно появятся кочевники.

— Не проблема. Немытых остановят городские стены, со шлюхой же войны не будет. Она не посмеет. К тому же все знают — Отака не воюет.

— И все же… не зря она лично прибыла в Оман. Как-то нелогично…

— Все, Мышиный Глаз, разговор кончен! Никто не имеет права объявлять мне ультиматум. Что значит — сутки на раздумье? Мое решение неизменно — никакая отакийская самозванка моей стране не нужна. Герании нужен я, а мне с нее постоянный оброк. Завтра ровно в это же время Гера сядет на свои корабли и вернется обратно на юг. Все!

— Может быть, господин наместник.

— Поверь мне, так и будет.

Как можно было верить в абсурд? Но этих слов Мышиный Глаз вслух не произнес. У него есть еще сутки для принятия решения. Но что можно сделать за оставшиеся сутки? Только одно — и сейчас тайный советник твердо решил сделать это. Немедля, этой же ночью.

Был уже глубокий вечер, когда он вышел к дальним воротам башни Трех Светил. Мостовая кончалась спуском к морю. Ни ветерка, ни всплеска — тихая гладь замерла, словно умерла.

«Как же тихо, — подумал он. — По всему, завтра будет неплохая погода».

Гранитные ступени, укрытые тонкой коркой льда, скрывались в чёрной воде, и чтобы не поскользнуться, тайный советник, подобрав подол плаща, крепко ухватился рукой за такие же обледеневшие перила. Ладонь обжег холод. Он подумал — не мешало бы надеть перчатки. И ещё подумал о том, как же ему надоела эта проклятая зима, и эта проклятая страна.

— Дай свет, — крикнул во мрак.

Огонь лампы вырвал из темноты корму пришвартованного баркаса. Человек подал руку, и Мышиный Глаз ступил на борт. Усевшись удобнее, с головой укутался в подбитый лисьим мехом плащ. Лодочник взялся за весла и вопросительно посмотрел на пассажира.

— К королевскому фрегату, — приказал тот. — И сделай милость, потуши фонарь.

— В это гребаной жизни меня радует одно — то, что она когда-нибудь закончится.

Сержант брезгливо поморщился, глянув на мерзкие усики пьяной шлюхи за соседним столиком и чуть было не блеванул. Такие же были на жирном старушечьем лице хозяйки постоялого двора в том степном хуторе, где он и немой арбалетчик лишили жизни двух ее сыновей-мародеров. Отвернулся, дернул головой, пытаясь прогнать гадкое видение, и чтобы отвлечься, в который раз окинул грязный трактир мутным безразличным взглядом в поисках хозяина. Нальет ли в долг? Не найдя, смачно срыгнул сивушными парами:

— Люди в вашем городе — дерьмо.