Сара Уотерс - Маленький незнакомец

Видимо, она тоже уловила дребезжанье чашек, слышное в гулком коридоре. Схватившись за грудь, миссис Айрес в наигранном испуге прошептала:

— Вот вам явление того, что мой сын называет пляской смерти. Знаете, у Бетти талант бить посуду. Фарфора уже не осталось… — Дребезжанье стало громче, и миссис Айрес закрыла глаза. — Сердце не выдержит!.. Пожалуйста, осторожнее, Бетти!

— Я и так осторожна, мадам! — раздался возмущенный ответ, и через секунду в дверях возникла пунцовая от напряжения девушка с большим подносом красного дерева.

Я вскочил, чтобы ей помочь, но Каролина меня опередила и, ловко перехватив поднос, внимательно его оглядела.

— Не пролито ни капли! Наверное, это в вашу честь, доктор. Бетти, ты узнаешь доктора Фарадея? Помнишь, как его волшебное снадобье расправилось с твоей хворью?

Бетти потупилась:

— Да, мисс.

— Как поживаешь, Бетти? — улыбнулся я.

— Спасибо, сэр, хорошо.

— Рад слышать. Ты и выглядишь хорошо, красиво.

Сказано это было без задней мысли, но служанка насупилась, словно заподозрив насмешку, и я вспомнил сетования на «жуткое платье и чепец», которые ей приказывали носить. Одеяние и впрямь было старомодно: белый передник, черное платье с накрахмаленными манжетами и воротником, от которых ее детские запястья и шея казались еще меньше, и чепец с вычурными оборками. В наших гостиных подобный наряд можно было видеть лишь до войны. Однако в здешнем изящно обветшалом антураже он смотрелся вполне органично.

Сама Бетти тоже выглядела сносно: она деловито раздала нам чашки и тарелочки с кексом, словно уже хорошо освоила обязанности горничной, после чего изобразила нечто похожее на книксен.

— Спасибо, Бетти, пока все, — сказала миссис Айрес.

Служанка вышла; удаляясь, по коридору протопали ее скрипучие башмаки на толстой подошве.

— Да уж, прирожденной горничной ее не назовешь. — Каролина поставила на пол плошку с чаем для Плута.

— Дай срок, и она изменится, — снисходительно ответила миссис Айрес. — Моя двоюродная бабка говорила, что хороший дом подобен ракушке: служанки в него попадают песчинками, а через десяток лет превращаются в жемчужины.

Она адресовалась ко мне и дочери, явно упустив из виду, что некогда моя мать была такой же песчинкой. Думаю, и Каролина о том забыла. Удобно расположившись в креслах, обе пили чай, приготовленный Бетти, и ели кекс, который та неуклюже нарезала и подала. По звонку она заберет чашки с тарелками и отправится их мыть. Однако я ничего не сказал, но тоже пил чай и ел кекс. Если дом и впрямь обволакивал Бетти тончайшими слоями своего очарования, видимо, то же самое он проделывал и со мной.

Как и предсказывала Каролина, брат ее не появился, и она сама проводила меня к машине.

— Вам в Лидкот? — спросила она, но я ответил, что хочу заглянуть к пациенту в соседнем поселке.

— Тогда лучше выехать через другие ворота — так быстрее, не придется объезжать. Правда, дорога столь же скверная, так что берегите покрышки. — Тут ее осенило. — Слушайте, вам же удобнее ездить через наш парк, да? В смысле, вы срежете путь, когда мотаетесь по вызовам.

— Да, пожалуй, так будет значительно короче, — сказал я, прикидывая свои маршруты.

— Тогда проезжайте здесь в любое время! Жаль, я не сообразила раньше. Ворота закрыты на проволоку — от бродяг, которые в войну к нам зачастили. Потом просто замотайте, там запора нет.

— Серьезно? А матушка и брат возражать не станут? Что ж, ловлю вас на слове, теперь ждите меня каждый день.

— Будем только рады, — улыбнулась Каролина. — Правда, Плут?

Подбоченившись, она смотрела, как я разворачиваюсь, затем подозвала собаку и зашагала к дому.

Я медленно объехал особняк, высматривая выезд на другую дорогу, и в окне северного фасада случайно увидел Родерика. Меня он не заметил, я же его хорошо видел: подперев рукой щеку, он таращился в бумаги и справочники; вид у него был чрезвычайно измученный и растерянный.

Вскоре воскресные сеансы электротерапии с последующим чаепитием в обществе миссис Айрес и Каролины вошли в мой распорядок. Кроме того, теперь я часто проезжал через имение, сокращая путь от одного пациента к другому. Визитов к Айресам я с нетерпением ждал, ибо они были ярким контрастом к моему будничному существованию. Закрыв за собой парковые ворота, я ехал по заросшей аллее, и всякий раз меня охватывало легкое приятное возбуждение. Когда передо мной возникал растрескавшийся краснокирпичный дом, мне казалось, что повседневная жизнь отступает и я проскальзываю в некое странное редкостное царство.

Со временем я проникся приязнью и к самим Айресам. Чаще всего я виделся с Каролиной. Почти каждый день она гуляла в парке, и я нередко видел ее приметно рослую широкозадую фигуру, рядом с которой сквозь высокую траву продирался пес. Иногда я притормаживал, опускал стекло, и мы болтали, как в тот раз на дороге. Казалось, она вечно при деле, вечно несет какую-нибудь сумку, корзину с ягодами-грибами или хворост на растопку. Она вполне могла сойти за фермерскую дочь. Теперь я все больше сочувствовал тому, что в жизни Каролины и ее брата так много забот и так мало радости. Однажды сосед, сына которого я выходил от скверного коклюша, презентовал мне пару банок меда со своей пасеки. Памятуя мечты Каролины о меде, высказанные в нашу первую встречу, одну я отдал ей. Пустячный подарок ее изумил и привел в восторг.

— Ой, ну зачем вы! Мам, смотри! — Она подняла банку, показывая, как светится на солнце мед.

— Берите, берите, много ли надо старому холостяку.

— Вы чрезмерно добры к нам, доктор Фарадей, — мягко, но чуть ли не с укоризной проговорила миссис Айрес.

Вообще-то, эти маленькие любезности были сущей мелочью, но семейство, жившее столь обособленно и непрочно, чрезвычайно остро воспринимало любые тычки фортуны, благодушные или злобные. Вот пример: в середине сентября, почти через месяц после начала сеансов, долгое лето наконец-то закончилось; пасмурный день, неоднократно разродившийся ливнями, сбил жару и на ферме оживил колодец. Впервые за долгое время дойка прошла гладко; Род так лучился радостью, что за него было слегка неловко. После этого он весь просветлел, меньше торчал за бумагами, стал поговаривать о переустройстве фермы и нанял двух батраков для работы в поле. С переменой погоды заросшие лужайки вновь буйно зазеленели, и тогда разнорабочему Барретту велели пройтись по ним косой. Похорошевшие газоны стали похожи на только что постриженных овечек, придав усадьбе несуразно нарядный облик, яркостью превосходивший даже тот, что тридцать лет назад запечатлела моя детская память.

Тем временем чета Бейкер-Хайд полностью обустроилась в соседствующем поместье Стэндиш и стала чаще появляться на людях. В один из своих редких выездов в лемингтонские магазины миссис Айрес познакомилась с Дианой Бейкер-Хайд, не обманувшей ожиданий в плане очаровательности, и под впечатлением встречи стала подумывать о «маленьком приеме» в честь новых соседей.