Александр Матюхин - Самая страшная книга 2019 [сборник, litres]

Катя подбежала к Андрею, помогла подняться. Тощие дворняги явно не ждали такого отпора, а потому отступали. Лаки собирался кинуться следом, но Андрей осадил его.

– Хорошая собачка, – напомнил о себе человек из церкви. – Из наших, не чета этим.

Он стал приближаться, быстро вырастая в размерах, хрипя и изламываясь на ходу. Катя увидела нечто нечеловеческое; дикий, страшный, неописуемый облик. Длинные и пустые рукава беспорядочно хлопали на ветру.

Андрей выхватил из рук Кати баллончик. Быстрыми отработанными движениями достал из кармана джинсов зажигалку, вызволил пламя и пустил струю газа, превращая баллончик в огнемет. Вспыхнуло, на куртку твари метнулась волна пламени, занялись седые космы. Объятое огнем существо завыло, шагнуло вперед, растопырило руки… и рассыпалось, прежде чем успело накрыть Катю с Андреем.

Оно прогорело за какие-то секунды, точно сухая солома. В воздухе вместе со снегом кружили хлопья пепла. Белизна под ногами превращалась в черноту. Жар, метнувшийся было к лицу, развеялся, уступив место колючему холоду.

– П-получилось? – сказала Катя, с трудом разлепив губы.

– Не уверен, – ответил Андрей, показывая на башенку, в темном окне которой шевелилось что-то большое, нескладное, словно ищущее форму. – Уходим. Лаки!

Погода больше не играла с ними, все вернулось на круги своя. Они проскочили по тропинке за церковью, миновали детские коляски, стараясь не смотреть, не заглядывать внутрь. Наконец вышли во дворы, к тротуарам, домам и цивилизации.

Тут их и ждали. Люди со свечами. Соседи, знакомые и незнакомые. С пустым взглядом, заполненные боженькой до отказа. Они молчаливо шагали навстречу, отрезая путь и сужая кольцо.

Катя с Андреем ввалились в подъезд, Лаки тут же отряхнулся. Он был сильно ранен, но казалось, что любая передряга ему нипочем.

– Вы куда? – раздалось с лестницы. Там стояла дородная тетка в свитере, Катя встречала ее тут раньше. Но сейчас руки и лицо соседки были в кровавых разводах. – Ходили в церковь? Вам все объяснили?

На ступеньках стали появляться другие люди. В куртках, в домашней одежде, совсем голые. Некоторые были со свечами.

Деваться было некуда. Двери подъезда распахнулись, впуская мутный свет свечей, по стенам запрыгали тени.

– Вызывай лифт, – тихо сказал Андрей, выходя с Лаки чуть вперед, и Катя тут же вдавила обе кнопки.

Люди на лестнице застыли истуканами, таращились вниз, и от этих безумных взглядов Кате было даже страшнее, чем рядом с чудищем у церкви.

Дородная тетка наконец изрекла:

– Они не впустили.

И люди двинулись к ним. Катя нажала на кнопки еще раз, потом еще и еще, будто от этого лифты поедут быстрее. Грузовой натужно спускался с четвертого, третьего, второго… Раздвинулись двери, Катя с Андреем нырнули в кабину. Одновременно нажали на кнопку двенадцатого этажа.

– Лаки, живо!

Пес успел заскочить внутрь за мгновение до того, как лифт закрылся. Снаружи застучали десятки рук.

Андрей, пошатываясь, держал на весу раненую руку, на пол стекала кровь. Он подошел к зеркалу и шутливо изумился своему отражению.

– Месяц назад, – сказал он, – мне было бы наплевать, что будет дальше. Хоть боженька, хоть на корм голодным собакам. Я бы реально в эту церквушку пошел, если бы позвали раньше. Но теперь…

Он смотрел на Катю через отражение печальным взглядом. Катя почувствовала, как к горлу подбирается комок.

Она хотела сказать, что чувствует себя примерно так же. Еще недавно она, запутавшись в обыденности, не могла вырваться, тонула в депрессии и одиночестве. Тогда она бы тоже рванула в церквушку без разговоров, лишь бы заполнить пустоту в душе. Но сейчас – нет. Уже не готова.

Катя хотела все это сказать, но не успела. Лифт остановился, и двери открыли вид на едва освещенную площадку. Лаки выскочил первым, за ним вышла Катя, нашаривая в кармане ключи от квартиры.

Из-за спины послышалось:

– Ты куртку оставил, служивый.

Катя замерла в ужасе, сердце остановилось. Мимо метнулся Лаки. В лифте громыхнуло, взорвались лампы. Хлопнули двери, в шахте забилось жуткое эхо. Взметнулся короткий собачий визг, и все кончилось.

Кто-то рассмеялся глухо и жестоко. Во всем коридоре осталась только одна подмигивающая лампочка. Тени сгущались вокруг, делая мир крохотным и пугливым.

– Уходи, – едва слышно сказали из кабины лифта.

Дверцы раскрылись, Катя шагнула внутрь и упала на колени перед Андреем и Лаки, прямо в лужу крови. Всхлипнула, проведя дрожащей рукой по голове мертвой собаки. Собаки, которую богохульная сила вдавила в хозяина вопреки всем законам природы. Будто ребенок неаккуратно слепил две пластилиновые фигурки в одну и бросил неудавшуюся поделку.

Андрей дышал часто-часто, по-собачьи. Он не мог повернуть голову из-за проткнувшей шею лапы. В темноте мелькал уцелевший глаз.

Катя уже ничего не видела, слезы размыли картинку. Она почувствовала прикосновение к лицу, прижала Андрея к себе, но пальцы ухватили больно, и другие пальцы, и руки сзади, сбоку, сверху. Катя не сопротивлялась, ее выдернули из лифта, потащили по лестнице наверх. Прочь от Андрея и нормальной жизни.

На крыше стояла церковь. Катю бросили к знакомому деревянному крыльцу.

– Он уже был негоден, – сказало существо в капюшоне, пахнущее паленой псиной. – А ты пока еще с нами.

Люди со свечами выстраивались кругом, бухгалтер-очкарик прибивал к церкви куртку Андрея.

Катя заплакала, хватая воздух ртом, выпуская облака пара, чувствуя, как замерзают на лице слезы.

Существо присело рядом и обнюхало Катю. Пустые рукава облапили лицо и шею. Капюшон склонился прямо к ней, обдавая смрадом.

– Впусти счастье. Оно тебе очень нужно. Я же вижу.

Он взял ее за волосы и приподнял, давая увидеть крыши других новостроек, где среди труб и проводов тоже стояли церквушки.

– Видишь, как много нас? – шепнуло существо прямо в ухо. – Видишь, как мы сильны?

Катя кивнула, захлебываясь холодными слезами.

– Я…

– Что-что? – спросил капюшон.

– Я хочу, чтобы все кончилось.

Над крышей разнесся колокольный звон, которому вторили остальные церкви. Звук был оглушительным.

Катю отпустили, и она упала на спину. Из носа потекла кровь, в глазах помутилось, и в самое нутро Кати стало заползать счастье.

Кто-то засовывал внутрь куски холодного, липкого, мягкого, похожего на глину. Просунул между зубов. Катя покорно проглотила и захотела еще.

У счастья был привкус крови и старой, пропахшей дымом куртки.

Александр Матюхин, Александр Подольский

Даша еще раз вывернула карманы пальто. В сумме – двадцать семь рублей. Даже двадцать семь пятьдесят, если это имеет значение. Пару монеток она сегодня подобрала у метро: потопталась рядом, подождала, пока народ разойдется, и присела, типа ей надо перевязать шнурок. На гладком сапоге до колена, ага. Уши тогда чуть от стыда не задымились. Хотя стесняться-то теперь чего? Поздно стесняться.