Александр Матюхин - Самая страшная книга 2019 [сборник, litres]

Павел выпил немного водки, чтобы не привлекать внимания, а остальное украдкой подливал сидевшему рядом Матвею, на что тот благодарно кивал. И все равно в голове вскоре зашумело, а голоса циркачей временами сливались в неразличимый гул. В самый разгар веселья Клара вдруг вскочила на стол, одним глотком осушила стопку и, швырнув ее через плечо, принялась отбивать лихую чечетку под звон подпрыгивающих бутылок и ритмичное хлопанье в ладоши захмелевших товарищей. Ее гибкое тело извивалось в мерцании свечей, глаза сверкали шальным блеском, руки порхали над головой, точно белые птицы…

Павел сидел с раскрытым ртом, не в силах отвести от нее глаз. Ему хотелось провалиться сквозь землю, чтобы не видеть этого волнующего бесстыдства – и в то же время он мог бы любоваться им вечно.

– Гляньте, как Любимчик глазищи вытаращил! – крикнула одна из девиц.

– Да ведь он влюблен по уши!

– Гляди, гляди, покраснел, как его ливрея!

– Оставьте его в покое, – бросила Клара, не прекращая танца.

– Точно, оставьте, – подхватил Матвей, обнимая Павла рукой за плечи и обдавая запахом перегара. – Паренек-то хороший… щедрый…

– И то, может, повенчать их! – предложила неугомонная акробатка. – А Господин Элефант сватом будет!

– Ве-е-енчать меня с ним не нужно… – оскорбленно протянул Матвей и поскорей убрал руку. – Я ж по-дружески… я ж не из этих… – Он показал на милующихся гимнастов.

– Да с Кларой же, дурень, – отозвался один из них, вызвав всеобщий смех.

– С Кларой я завсегда готов! – глупо хихикнул Матвей.

– Да Любимчика же! Закатай губу, Матвейка!

– Ты свидетелем будешь!

– Я чего… я губу не раскатывал… я ж не Господин Элефант…

– Опять сказки рассказываешь! Никакая это не губа, а нос! – подал голос один из Бобенчиковых. – Огромный жидовский носяра!

– И вовсе не носяра, – уперся Матвей. – Мне директор рассказывал. Хобот – энто ихняя раскатанная губища.

– Ну уж ему-то мы Клару не отдадим! – загоготал другой брат.

– Он ее, бедняжку, в первую ночь порвет! – подхватил третий.

– Раздавит!

– У-у, душегуб проклятый!

Клара пьяно расхохоталась, а Павлу захотелось подойти к Бобенчиковым и обтесать кулаком наглые размалеванные физиономии. И он уже начал было вставать, как вдруг Матвей задиристо выкрикнул:

– От душегубов слышу!

Зловещая, тяжелая тишина повисла в шатре. Все взгляды были устремлены теперь на Матвея, но страшнее всех смотрели налитые кровью глаза клоунов.

– Ну-кась, повтори?

– Да-с, да-с! Слон что? Животина бессловесная, а вот вы с директором – как есть душегубы! Ну-ка, что там с Егоркой-то приключилось, расскажете?

Все трое братьев угрожающе поднялись на ноги. Но в тот же момент Клара соскочила со стола, бросилась Павлу на шею и прильнула губами к его губам.

Все закружилось перед глазами; словно издалека слышались смех и улюлюканье циркачей, но это казалось совершенно не важным – сейчас имел значение лишь хмельной вкус ее губ, жар ее тела, упругая мягкость груди… Дальше было как в тумане. Он слабо помнил, как она тащила его за руку из шатра, потом они оказались в ее фургончике, лихорадочно срывая друг с друга одежду, а к окошку, тесня друг друга, приплюснулись ухмыляющиеся рожи. Павел глупо улыбался. Клара, хихикая, показала в окошко кукиш и задернула занавеску.

Они повалились на койку, Павел оказался сверху. Ощущая дурманящий запах и жар разгоряченного молодого тела, он как безумный принялся целовать ее волосы, лоб, глаза, губы, шею.

– Раздави меня… – выдохнула Клара, направляя его рукой.

Они долго лежали в темноте, не говоря ни слова. Клара прильнула к его груди, обдавая жарким дыханием его шею. Он скользил пальцами по крутому изгибу ее бедра.

Вот все и случилось, думал он. Как просто. Как внезапно…

Отчаянный крик разбил тишину. Павел сел, будто подброшенный. Крик повторился, пронзительный, полный ужаса. А потом раздались грязная брань и глухие звуки ударов.

Павел скатился с кровати, нашарил в темноте брюки.

– Не надо, не ходи! – крикнула Клара.

Но он уже выскочил из фургона. Силуэты шатров и повозок смутно вырисовывались в темноте, и где-то среди них верещал Матвей:

– Спасите, родненькие! Убивают!

Очертя голову Павел бросился на крик.

Матвей, жалкий, дрожащий, скорчился у повозки, прикрывая голову руками, а вокруг него приплясывали три пестрых фигуры, нанося ему безжалостные удары ногами в слишком больших башмаках. Вся троица обернулась на окрик Павла. Призрачно-белые рожи с багровыми носами расплылись в кроваво-красных ухмылках. В руках блеснули ножи. Тут только Павел осознал, что стоит один против троих головорезов, полуголый и безоружный.

– Ба, Любимчик нарисовался! – гоготнул один из них, поигрывая ножом. – Герой-любовничек! А не кажется ли вам, что для нашей Клары он недостаточно хорош? Не изукрасить ли ему перышками фронтон?

Остальные визгливо захихикали.

– Лучше пощекотать с торца!

– Загнать с черного хода!

Пользуясь случаем, Матвей извернулся ужом и исчез под повозкой, но троим белым призракам, похоже, и дела не было – они всецело увлеклись новой жертвой. Павел лихорадочно огляделся, ища хоть какого-нибудь оружия. И тут подоспела Клара, задыхаясь и на ходу затягивая поясок халата:

– Не троньте его, зверье!

– Клара, если сделают к нам еще хоть шаг, беги в полицию, – проговорил Павел, подавляя дрожь в голосе.

Это вызвало взрыв издевательского хохота:

– Да, Клара, беги в полицию!

– Беги-беги, да смотри, говори все, без утайки!

– Не то мы расскажем: одним, что ли, пропадать?

Клара замерла на месте, бледная, как смерть. В ее распахнутых глазах плескался ужас.

– Что здесь происходит? – Шульц выступил из темноты, спокойный и обманчиво хладнокровный, но при виде хлыста в его руке страшные белые призраки тотчас съежились, превратившись в пьяных и жалких клоунов.

– Мы ничего…

– Матвейке язык хотели укоротить слегонца…

– А тут этот…

Шульц перевел взгляд с Павла на Клару и сказал:

– Ты опять взялась за старое, дорогая сестра. А вы, – он повернулся к притихшим Бобенчиковым, – марш к себе, и чтоб до завтра я вас не видел!

Клоуны бросились наутек.

– Генрих, я… – начала Клара.

– Ничего страшного, лишь бы не черномазый, – бросил Шульц и пошел прочь.

Клара вздрогнула, словно он опять ударил ее. Когда Павел отвел ее обратно в фургон, она опустилась на банкетку перед зеркалом и закрыла лицо руками.

– Значит, твой ребенок был от Вилли? – спросил Павел.

– Я даже не знала, от кого, пока он не родился, – угрюмо ответила Клара. – Наверное, потому и умер. Кровь немцев плохо сочетается с кровью чернокожих.

– Кто сказал тебе такую чушь?