Хью Уолпол - Призрак потерянного озера. Поместье Вэйдов. Госпожа Лант

— Бэлла! — взмолилась старая женщина. — Сьюард обещал починить ее.

— Забудем об этом, — непреклонно сказала Бэлла. — Нэнси купит новую. Зачем ей рухлядь?

— Послушайте! — вмешался Тони. — Раз мама хочет подарить Нэнси старую колыбель, пусть так и будет. Кто ей может помешать это сделать?

— Я, — ответила миссис Кингсли.

— А кто вы, собственно говоря, такая?

— Как я сказала, так и будет.

— Не ссорьтесь, прошу вас! — заплакала Эрнестина. — Тони, умоляю тебя! Я вовсе не так уж и хотела! Правда, это я просто так сказала.

— Почему ты терпишь такое обращение, мама? Я начинаю подозревать, что тут дело нечисто! Уж не гипнотизирует ли она тебя?

За столом повисла напряженная тишина. Эрнестина побледнела до синевы. Рот миссис Кингсли сжался в узкую полосу. Сьюард уткнулся в свою тарелку. Почему он не защищал Эрнестину вместе с Тони?

— Слишком много баб у нас в доме, — бросил Тони и вышел из–за стола.

Однажды в начале марта Тони появился в дверях кабинета, когда Эрнестина и Сьюард играли в шашки, а я пыталась постигнуть премудрости крокета по старому рваному учебнику. Безнадежность сквозила в каждом его движении. Уныло сутулясь, он подошел к игравшим и немного понаблюдал. Затем передвинул какие–то шашки и сказал: «Вот как надо, мама». Эрнестина благодарно улыбнулась ему и погладила его по руке. Он поцеловал ее в макушку. Это было странно. Тони никогда не афишировал своего нежного отношения к матери. Я почувствовала, что это неспроста, и не ошиблась.

— Мама, я уезжаю.

— Правда? Но ты пообедаешь, наверно?

— Нет, мама. Мой корабль отходит через несколько часов. Я уезжаю немедленно.

С минуту бедная женщина сидела неподвижно.

— Нет, Тони, прошу тебя, — прошептала она, закрыв рот рукой. От ее резкого движения шашки посыпались на пол.

— Я не могу, мама. Я должен.

— Я… Я думала, тебя забудут, и ты останешься!

К сожалению, нет, — улыбнулся он и взял трясущиеся руки матери в свои ладони.

— Но, Тони! Ты ведь уже уходил от меня, помнишь? А побыл дома так недолго! И вот опять уходишь!

— Все уходят, мама.

Она зарыдала. Сердце мое разрывалось от жалости. Я не ожидала, что Эрнестина поймет суть печального известия, но она материнским чутьем угадала, что ее сыну грозит опасность, и как могла выражала свое горе.

Тони нежно поцеловал мать в заплаканные глаза.

— Ты не вернешься, — сквозь рыдания произнесла она.

— Ну что такое ты говоришь! Так не провожают на войну. Не хорони меня заживо, — улыбнулся он, вытирая ей нос.

Сьюард подошел к молодому офицеру и потряс ему руку.

— До свидания, Тони. Желаю тебе удачи. Да хранит тебя Бог.

— Спасибо, Сьюард! Побереги маму.

— Обязательно, Тони.

Затем Тони повернулся ко мне.

— До свидания, Нэнси.

Я уронила книгу на пол, вскочила на ноги и подала ему руку.

— Буду рад тебя видеть, Нэнси, — сказал он, но я не могла осознать смысл его слов.

— Желаю тебе удачи, Тони.

— В самом деле? — промолвил он довольно холодно. — А я тебе хотел сказать, что… — В этом месте он запнулся и посмотрел на меня долгим, печальным взглядом.

— Что? — спросила я, не отводя своего взора, жадно всматриваясь в его глаза, стараясь прочесть в них сокровенные мысли Тони.

— Да так, ничего.

Не могла я требовать от него откровенности на людях: Эрнестина и Сьюард смотрели на нас.

— Ненавижу прощаться, — сказал Тони. — Это довольно тягостно. Так что…

Но мы проводили его до самых ворот, где стояла присланная за ним машина с невзрачным шофером. У самой дверцы Тони еще раз поцеловал маму, пожал руку Сьюарду и мне, сел, помахал всем и уехал. Миссис Кингсли так и не появилась.

Впрочем, мне было всё равно.

Дни тянулись с удручающим однообразием. Я все время сидела дома, никуда не выходя, кроме как на рынок, в библиотеку и к доктору. Дважды меня отвозили в Сан–Диего за покупками для младенца. Старая колыбелька больше ни разу в доме не упоминалась, я купила новую. Монотонная жизнь не слишком тяготила меня. У будущей матери достаточно забот, чтобы сосредоточиться на себе, не обращая внимания на окружающий мир.

Однажды плавное течение нашей жизни было прервано внешними обстоятельствами. Военный комендант обязал нас предоставить жилье нескольким офицерам военно–морских сил. Комендатура не справлялась с возросшими потоками подкрепления, требующими множества квартир. Военные действия в зоне Тихого океана слишком бурно расширялись. Поэтому миссис Кингсли вместе с нанятой немногословной мексиканкой по имени Пакита пришлось привести в порядок несколько комнат на третьем этаже, имеющих отдельный от основного вход.

Я тоже немного поучаствовала в этой патриотической деятельности. Миссис Кингсли внимательно следила, чтобы я не перетрудилась, чтобы не навредила маленькому. Ее забота и внимание к моему здоровью каждый раз удивляли меня. Она как будто выполняла какой–то долг, какую–то священную обязанность. Она относилась ко мне, как жрец к будущей жертве ритуального убийства. Я понимала, что это чепуха, но никак не могла отделаться от мысли, что она готова меня в скором времени съесть и поэтому тщательно откармливает и оберегает от болезней.

Я не могла отделаться от ощущения, что она постоянно следит за мной. Везде меня преследовал ее внимательный взгляд. Даже когда я сидела с книгой в саду, мне казалось, что она смотрит на меня из–за какой–нибудь занавески. А однажды случилось вот что. В тот день светило яркое солнце, я долго гуляла и забрела в дальний уголок сада, к старому могучему дубу. Там я обнаружила маленький заброшенный колодец, прикрытый сверху деревянной крышкой. Ничего интересного в нем не было, но я стала зачем–то его рассматривать. И тут что–то заставило меня обернуться. Это была миссис Кингсли.

— Я бы на вашем месте не отлучалась далеко от дома, — без всякого участия, холодно сказала она.

— Почему? Вы боитесь, что я упаду в колодец?

— Это вполне возможно.

— Я ведь не слепая.

— И все же не стоит рисковать, верно? — сузив глаза, с какой–то угрозой в голосе произнесла она. — Подумайте о ребенке.

Мне очень не понравился ее тон.

— Мне не нужна нянька. Я вам не Эрнестина.

У нее перехватило дыхание. Судорожно вздохнув, она покраснела и потупилась.

— Вы считаете, я неправильно веду себя с Эрнестиной?

— Да.

— Но она же совсем как ребенок! За ней нужно следить, чтобы она не навредила сама себе, все время напоминать, предостерегать, разве вы не знаете?

— Знаю. Но это не оправдывает вашей грубости.

— Грубости! Боже мой! Да если бы вы знали, что… — Тут она резко замолчала, будто наткнувшись на невидимую преграду.

— Что? — жадно спросила я, чувствуя, что, может быть, сейчас мне раскроется какая–то семейная тайна.