Торп Мак-Класки - Дуэль магов [Две вампирские повести]

Он умолк. Тут собеседники заметили, как первый серый лучик рассвета проник в комнату, отчего теплое электрическое сияние поблекло.

Этредж неуверенно рассмеялся.

— Тогда ваш вампир сейчас спит, — сказал он. — На дворе-то рассвело.

У Питерса перехватило дыхание. Неужели Этредж прав? Может, он специально притворялся, а на деле пытался заставить себя не верить в то, что пишут о вампирах? Исключено ли, что столько легенд в совокупности своей содержат толику истины? Вполне вероятно, что вампиры в самом деле спят с рассвета до заката. Не представляется ли допустимым, что на нечеловеческие процессы, отвечающие за их существование, каким-то образом влияет прямой солнечный свет?

А если это так, то почему бы серебряным пулям не вредить вампирам больше, чем сталь и свинец? Вдруг их нечеловеческая физиология не переносит серебра? И чеснока.

Питерс глубоко задумался.

— Комиссар, — сказал он, — возможно, вы не ошибаетесь и Вурц сейчас спит. Нам нельзя терять времени. Мы пойдем к нему и уничтожим его!

Прошло полдня, однако Этредж и Питерс ничего не предприняли для уничтожения Вурца. Вместо этого они заперлись в кабинете комиссара, похожем на офис клерка, и спорили, спорили, спорили.

Питерс, увы, не предвидел, как подействует на Этреджа домашняя рутина: ванна, смена белья, завтрак. Яркий дневной свет затмил события ночи, а вместе с ними начала таять вера в догадки, которые всего-то несколько часов назад казались такими правдоподобными.

— Этот человек, безусловно, убийца, — яростно доказывал Этредж. — Но, Питерс, мы не можем запросто ворваться в его дом и казнить, руководствуясь такими дикими предположениями, как ваши. Здесь должен действовать закон.

Питерс выругался.

— Но, дружище, вы сами не представляете, какого демона вы выпускаете из рук! Неужели вам неясно, что сегодня, пока не стемнело, наш последний шанс? Завтра Вурц исчезнет. Но вчера у него не было времени покинуть свое… свое проклятое логово. Он пока еще там.

С порывистостью человека, внезапно решившегося на отчаянный шаг, Этредж отрезал:

— Я вам скажу, что сделаю. Рискну своей карьерой — и вашей тоже — но достану Вурца. Мы арестуем его и обыщем квартиру. Но если улик против него не найдется…

Питерс, почувствовав мрачное удовлетворение, кивнул.

— Ушел!

Они час орудовали ломиком и топором, вскрывая стальную дверь, ведущую от лифтов в жилище Вурца.

— Ушел! — вновь прошептал Питерс.

В огромных апартаментах царила мертвая тишина, будто в полночь в соборе…

Полицейские вошли в коридор и беззвучно прошли по нему, утопая ногами в толстом ковре. По пути они проверяли все двери. Какие-то легко открывались, и полицейские видели комнаты, меблированные с показной роскошью. Некоторые оставались запертыми.

Казалось, они идут по дворцу, пустому и давно покинутому обитателями, только и ждущему, когда появится новый хозяин и своей живостью и смехом преобразит его в рай на земле.

— Его логово! — прохрипел Этредж.

Ломиком и топором он проделал щель в толстых ореховых панелях. Комнату залил свет. Это Питерс включил лампу на столе.

Но обыск письменного стола графа Вурца ничего не дал. Там не нашлось ни компрометирующих бумаг, ни подозрительных документов.

Затем Этредж и Питерс перешли к полкам, вынимая книгу за книгой и с надеждой пролистывая их. Ничего там не найдя, они простучали стены, перевернули ковры и заглянули за картины. Обыск оказался безрезультатным.

Наконец Этредж, остановившись посреди кабинета, проворчал:

— Хватит терять здесь время, Питерс. Мы уже сунули головы в петли. Так что теперь можем обыскать и другие запертые комнаты.

Они вскрыли дверь соседней комнаты и замерли от удивления.

Внутри было мрачно, почти темно. На окнах висели плотные шторы; свет проникал сюда только из коридора. Но хватило и этого тусклого освещения, чтобы разглядеть богато обставленную спальню.

Поверх шелкового покрывала на кровати лежала женщина в красивом платье: руки скрещены на округлой юной груди, волосы тщательно уложены, губы приоткрыты, между ними — блеск ослепительно белых зубов. Ножки в серебряных туфельках покоились на бархатной подушечке, аккуратно положенной на покрывало.

— Господи! — выдохнул Этредж, входя в комнату. — Она либо мертва, либо сон у нее очень крепкий!

Он подскочил к кровати, осторожно взял девушку за запястье и сосредоточенно замер. Потом, покачав головой, склонился, приспустил сияющую ткань вечернего платья с атласных плеч девушки и прижал ухо к ее красиво очерченной груди.

— Она… мертва!

Питерс включил ночник рядом с собой и посмотрел на тело. Он приподнял девичью руку и отпустил — она медленно упала. Ему показалось, что хотя плоть была холодна, ее сковал не холод простой человеческой смерти. Это скорее походило на хлад безымянного ужаса, пробуждающего отвращение, хлад червоточины — красоты нечестивой.

— Она не умерла, — прохрипел он, — но и не жива. Глядите: на щеках румянец, губы изогнуты в улыбке. Тело расслаблено, напоминает тряпичную куклу. Она будто бы вот-вот раскроет глаза и заговорит с нами.

— Каталепсия, — пробормотал Этредж. — Нам нужен врач. Она слишком молода, чтобы умереть, — и слишком красива.

Взгляд Питерса помрачнел.

— Не каталепсия. Нужно зеркало! — Он оглядел комнату. И ахнул.

В этой роскошной спальне зеркала не было!

— Комиссар, — медленно начал он, — вы мне поверите, если я предъявлю доказательство?

Этредж серьезно кивнул.

— Тогда вызовите лифт. Идите и найдите зеркало. Принесите его сюда. — Он присел на край кровати, не глядя на недвижно лежащую рядом с ним красавицу в приведенном в беспорядок вечернем платье.

Звук удаляющихся шагов Этреджа смолк…

Питерс завороженно посмотрел на лицо девушки.

«Интересно, кто она… кем была?» — мрачно подумал он. Он пристально вгляделся в ее черты, от ослепительной красоты перехватило дыхание. Но в то же время ему было не по себе: такой красоты, красоты блудной и бездушной, ему еще не приходилось встречать ни в одной женщине. Постепенно на душе становилось все тревожнее, по спине побежали мурашки…

В комнату тихо вошел Этредж, приблизился к другой стороне кровати и уставился на лежащую перед ним девушку. В руках его был небольшой кожаный футляр. Питерс догадался, что комиссар побывал в аптеке на углу и купил набор туалетных принадлежностей, в который входило зеркальце. На лице Этреджа застыло выражение крайнего удивления.

— Зажгите люстру, Питерс. По-моему, я уже… уже встречался с ней раньше.

Питерс молча уставился на Этреджа, который изучал спокойное, красивое лицо девушки при ярком освещении.