Сергей Брацио - Протозанщики. Дилогия [СИ]

— Уже? — чуть не плача произнес Рустам.

— Пошли, послушаем, — вздохнул Руслан, — В любом случае идти.

Велий уже не столь похож на крепость. С одной стороны, те же стены, укрепления, здания, но больше не слышалось бодрого лязга тренировок. Больше не светились оптимизмом воины, ожидая быстрой и легкой победы. Город превратился в лазарет. Почти все казармы заняты раненными. Каждый дом наполнен стоном умирающих.

Анна и Алена возглавили санитарные отряды, носясь из одной палаты в другую. Алена, по профессии стюардесса, обязанная знать неотложную помощь, наспех перевязывала раны. Анна, дочка-мажор полицейского чина, чаще помогала добрым словом. Других навыков нет.

За стенами вырос целый город могил. Некрополь начинался от западной стены и тянулся до самых болот. Уставшие, изможденные сражением люди, нашли в себе силы, чтобы каждому вырыть отдельную могилу, а не сбрасывать покойников в общую. Священнослужители разных религий производили обряды, перемещаясь по бескрайнему кладбищу. Пытались соблюсти традиции, выказать уважением павшим.

Мусульмане и христиане захоронены отдельно. В этом нет недоверия или брезгливости. В этом есть уважение: обряды одних не должны стеснять других. И наоборот.

Бросив грустный взгляд на западные ворота, сквозь которые видны бескрайние линии некрополя, Рустам, Антип и Руслан направились на север. Решено не звать гостей в город.

Возле ворот заметили напряжение среди защитников — воины на стенах стояли с натянутыми луками, целясь вниз, в парламентеров.

— Что там? — на ходу крикнул Антип.

— Чего-то притащили, гады. Будьте осторожны! Лучше бы не ходить всем вместе.

— Прорвемся! — отмахнулся Анти-поэт, и северные ворота отворили массивные створы, выпуская хозяев.

— У нас траур, поговорим здесь, — сходу объявил Руслан.

— Без проблем! — с улыбкой согласился комендант, в облике которого появилось множество свежих шрамов.

Мутант стоял, облокотившись на массивные носилки, покрытые грязной, промасленной материей. Поверх обычной хламиды комендант натянул старый, потрепанный мундир, похожий на французский, девятнадцатого века. В руках привычная трость с большим набалдашником из темного металла.

— Рад приветствовать, — мутант театрально приподнимает шляпу и только теперь протозанщики разглядели идиотскую, наполеоновскую треуголку.

— Это что? — Антип указал на носилки.

— Подарок! — ухмыльнулся парламентер и приказал снять чехол, — Мы высоко ценим ваше мужество и шлем презент. В знак уважения.

— Твою мать, это что? Пушка? — в страхе попятился Рустам, когда ткань сорвана с «подарка».

— Угадал, — зашевелил рваными губами комендант, — Она самая — пушка! Лафет сделаете сами. Пороха и ядер на два выстрела.

— Не понял, — насупился Антип, — Зачем вы…

— Чтобы пушки были с обеих сторон, — догадался Руслан, — Следующий бой посовременней. С порохом.

— Умный мальчик, хорошо, — продолжил ухмыляться мутант.

— И когда же хотите… встретиться? И где?

— Там же! Хорошая поляна, опробованная. И тоже через три дня.

— Нет! — резко ответил Руслан, — Через три дня не согласны.

— Не согласны, не приходите, — пожал плечами комендант, — Я свое дело сделал. До свидания!

Комендант, подозвав юззи, удалился в лес. Друзья остались возле пушки, провожая неприятеля презрительными взглядами.

— Давайте их пристрелим? — прошептал неизвестно откуда взявшийся старик — Израдец, — Развернем пушечку ииииииии…. шлеп!

— Просил же, — вздрогнул Антип, — Ну, не появляйся ты так неожиданно. Зачем лечил меня, чтобы потом прикончить разрывом сердца?

— Прости, дорогуша, никак не привыкну к твоей нежности.

— Ну, тебя! Лучше скажи, что думаешь?

— Про пушку-то? Ясно же, бой с использованием артиллерии. Если бы она оказались только на одной стороне, то баланс не получился бы и клоунада не удалась. Теперь и на вашей стороне есть пушечка.

— А если бы не приняли? — оглянулся Рустам.

— Так приняли же!

— Подожди, демонюга, — не соглашался Антип, — А как же разговоры о мечах? Что, мол, стрелять нельзя — власть услышит и пришлет ментов?

— Похоже, больше не боятся.

— В каком смысле? Полиция и армия за них?

— Ну, не передергивай. Савриил решил дать последний бой. Поэтому больше не боится немного погреметь. Во-первых, сразу после боя можно смыться, а во-вторых, быстро сюда не придет ни полиция, ни тем более армия.

— Это почему еще?

— Зона отчуждения. Анклав российский. Территория вокруг белорусская. Кто первым услышит? Белорусы. Подъедут посмотреть, а ответственность-то не их. Что сделают? В Москву позвонят. Поболтают на высшем уровне. Дадут команду министру. Тот заму. Далее согласуют проход российских войск по территории соседа.

— Хватит! Понятно. Если кто и приедет, то лет через двадцать.

— Может чуть быстрее. Часов через несколько. Но времени ему хватит.

— Чего тогда пушки доисторические? Чего ни ракеты-самолеты.

— Потому что, эти можно сделать самим. А с пулеметами да танками уж больно возни много. Юззи, конечно, везде пролезли, но вот заводик-то с собою не принесешь.

— Ясно. Что же за бой? — насупился Руслан, — С такими пушками-то.

— А кепочка наполеоновская, — напомнил демон.

— Думаешь, Бородино?

— Ну вот, приплыли. Пушки! — злился Михаил, — Нам, значит, греметь нельзя было, а саврииловцам можно? Опять мы по его правилам играем! Что он еще придумал? Какое сражение, к чему готовиться? Не верю я в Бородино!

— Будет ли смысл в его манипуляциях с «корректировками прошлого», если противник не будет знать, о чем речь? — спросил Белый.

— Лучше в самом бою, — пробасил Ждан.

— А что есть Бородино? — продолжил рассуждать вслух Михаил, — Самое кровопролитное сражение того времени. Странный бой, победу в котором каждая из сторон приписывает себе. Наполеон пишет, что виктория его. Кутузов докладывает царю о нашей победе.

— Какая победа? — из грязного облака, как из лифта, вышел Израдец, — Победить, чтобы потом отступить и сдать Москву?

— И успеть сгруппировать силы, — не соглашался Белый, — Никто не оспаривает, что именно после Бородино, несмотря на Москву, наступил перелом в войне. Голодные французы стали отползать на запад.

— Выясним, — отмахнулся Израдец, — Найду, у кого спросить.

— Не будь уверен. Тут политика, в которой и два человека друг другу правды не скажут. Вернее, у каждого из них своя правда будет. Так что… не факт. Миллион мнений на данный счет. И все они могут, ух, как отличаться.