Стивен Кинг - Оно. Том 2. Воссоединение [litres]

Потом она осталась в темноте, наедине со звуками падающей паутины и мертвой, недвижной тяжестью Эдди. Она не хотела расставаться с ним, не хотела, чтобы он полностью лежал на грязном полу этого места. Поэтому держала его голову на сгибе онемевшей руки, а другой рукой убирала волосы с его влажного лба. Думала Беверли о птицах… решила, что интерес к ним переняла от Стэна. Бедного Стэна, который не смог заставить себя вновь все это пережить.

« Они все… я была их первой любовью ».

Она попыталась это вспомнить… такие мысли поднимали настроение, когда приходилось сидеть в полной темноте, не зная, откуда доносятся все эти звуки. Такие мысли скрашивали одиночество. Поначалу ничего не вспоминалось; голову забивали только образы птиц – ворон, и граклов, и скворцов, весенних птиц, которые откуда-то возвращались, когда по улицам еще бежала талая вода, и последние пятна грязного снега оставались в тенистых местах, куда не заглядывали солнечные лучи.

По ее разумению, в Дерри эти птицы впервые попадались на глаза в весенний облачный день, заставляя задаться вопросом, а откуда же они прилетели. Внезапно и разом они усеивали весь Дерри, наполняя белый воздух пронзительной болтовней. Они усаживались на телефонные провода и коньки викторианских особняков Западного Бродвея: они дрались из-за места на алюминиевых перекладинах телевизионной антенны, установленной на крыше бара «Источник Уоллиса»; они облепляли темные ветви вязов, растущих на Нижней Главной улице. Они обживались, говорили друг с другом заливистыми кричащими голосами деревенских старух, собравшихся на еженедельный вечер игры в «бинго», а потом, по какому-то сигналу, который не могли уловить люди, все разом взлетали – и от их крыльев небо становилось черным, – чтобы опуститься где-то еще.

« Да, птицы, я думала о них, потому что мне было стыдно. Как я теперь понимаю, стыдилась я благодаря моему отцу, а может, к этому приложило руку и Оно. Возможно ».

За птицами приоткрылось другое воспоминание, смутное и неопределенное. Может, таким ему и предстояло остаться навсегда, она…

И тут поток мыслей оборвался: внезапно Беверли осознала, что Эдди…

Любовь и желание – 14 августа 1958 г.

…подходит к ней первым, потому что испуган больше всех. Подходит к ней не как друг того лета и не как любовник на этот момент. Подходит, как подходил к матери тремя или четырьмя годами раньше, чтобы его успокоили. Он не подается назад от ее гладкой обнаженности, и поначалу она даже сомневается, что он это чувствует. Он трясется, и хотя она крепко прижимает его к себе, темнота такая черная, что она не может его разглядеть, пусть он и предельно близко. Если бы не шершавый гипс, он мог бы сойти за призрака.

– Что ты хочешь? – спрашивает он ее.

– Ты должен вставить в меня свою штучку, – говорит Беверли.

Эдди пытается отпрянуть, но она держит его крепко, и он приникает к ней. Она слышит, как кто-то – думает, что Бен, – шумно втягивает воздух.

– Бевви, я не могу этого сделать. Я не знаю как…

– Я думаю, это легко. Но ты должен раздеться. – В голове возникает мысль о сложностях, связанных с рубашкой и гипсом – их надо сначала отделить, потом соединить, – и уточняет: – Хотя бы сними штаны.

– Нет, я не могу! – Но она думает, что часть его может и хочет, потому что трястись он перестал, и она чувствует что-то маленькое и твердое, прижимающееся к правой стороне ее живота.

– Можешь, – возражает она и тащит его на себя. Поверхность под ее спиной и ногами твердая, глинистая и сухая. Далекий шум воды навевает дремоту и успокаивает. Она тянется к Эдди. В этот момент перед ее мысленным взором появляется лицо ее отца, суровое и угрожающее,

(я хочу посмотреть, целая ли ты)

и тут она обнимает Эдди за шею, ее гладкая щека прижимается к его гладкой щеке, и когда он нерешительно касается ее маленьких грудей, она вздыхает и думает в первый раз: «Это будет Эдди», – и вспоминает июльский день – неужели это было всего лишь в прошлом месяце? – когда в Пустошь никто не пришел, кроме Эдди, и он принес с собой целую пачку комиксов про Маленькую Лулу, которые они читали большую часть дня. Маленькая Лулу, которая собирала библянику и вляпывалась в самые невероятные истории, про ведьму Хейзл и всех остальных. И как весело они провели время.

Она думает о птицах; особенно о граклах, и скворцах, и воронах, которые возвращаются весной, и ее руки смещаются к ремню Эдди и расстегивают его, и он опять говорит, что не сможет это сделать; она говорит ему, что сможет, она знает, что сможет, и ощущает не стыд или страх, а что-то вроде триумфа.

– Куда? – спрашивает он, и эта твердая штучка требовательно тыкается во внутреннюю поверхность ее бедра.

– Сюда, – отвечает она.

– Бевви, я на тебя упаду. – И она слышит, болезненный свист в его дыхании.

– Я думаю, так и надо, – говорит она ему, и нежно обнимает, и направляет. Он пихает свою штучку вперед слишком быстро, и приходит боль.

– С-с-с-с. – Она втягивает воздух, закусив нижнюю губу, и снова думает о птицах, весенних птицах, рядком сидящих на коньках крыш, разом поднимающихся под низкие мартовские облака.

– Беверли? – неуверенно спрашивает он. – Все в порядке?

– Помедленнее, – говорит она. – Тебе будет легче дышать. – Он замедляет движения, и через некоторое время дыхание его ускоряется, но Беверли понимает, на этот раз причина не в том, что с ним что-то не так.

Боль уходит. Внезапно он двигается быстрее, потом останавливается, замирает, издает звук – какой-то звук. Она чувствует, что-то это для него означает, что-то экстраординарное, особенное, что-то вроде… полета. Она ощущает силу: ощущает быстро нарастающее в ней чувство триумфа. Этого боялся ее отец? Что ж, он боялся не зря. В этом действе таилась сила, мощная, разрывающая цепи сила, ранее запрятанная глубоко внутри. Беверли не испытывает физического наслаждения, но душа ее ликует. Она чувствует их близость. Эдди прижимается лицом к ее шее, и она обнимает его. Он плачет. Она обнимает его и чувствует, как его часть, которая связывала их, начинает опадать. Не покидает ее, нет, просто опадает, становясь меньше.

Когда он слезает с нее, она садится и в темноте касается его лица.

– Ты получил?

– Получил – что?

– Как ни назови. Точно я не знаю.

Он качает головой, она это чувствует, ее рука по- прежнему касается его щеки.

– Я не думаю, что это в точности… ты знаешь, как говорят большие парни. Но это было… это было нечто. – Он говорит тихо, чтобы другие не слышали. – Я люблю тебя, Бевви.