Гарднер Дозуа - За темными лесами. Старые сказки на новый лад [litres с оптимизированной обложкой]

Отпустив бедро, он взял меня за руку и положил мою ладонь себе на мотню.

– Чувствуешь?

Я кивнул, хотя описать, что чувствую, в жизни бы не смог, как слепой не сможет описать слона.

«Стэн» вымученно улыбнулся и потянул книзу «молнию» ширинки – да так нервно, что даже я это разглядел. Расстегнув ширинку, он покопался в штанах и вытащил наружу толстую белесую дубинку совершенно нечеловеческого вида. С перепугу меня едва не стошнило, и я поднял взгляд на экран. Незримые цепи намертво приковали меня к креслу.

– Видал? Теперь-то ты меня точно поймешь.

Но тут он заметил, что я не смотрю на него.

– Слышь, парень. Гляди. Гляди, говорю. Вреда от этого не будет.

Но я не мог заставить себя опустить взгляд. Я не видел ничего!

– Давай, давай, потрогай. Не бойся. Глянь, каков он на ощупь.

Я замотал головой.

– Позволь-ка, я тебе так скажу. Ты мне ужас, как нравишься. По-моему, мы с тобой друзья. То, что мы делаем, для тебя необычно, потому что с тобой такое в первый раз, но люди занимаются этим все время. Твои мамка с папкой все время делают это, только тебе не рассказывают. Но мы же приятели, так?

Я тупо кивнул. На экране Берри Крёгер говорил Алану Лэдду:

– Брось это все. Забудь об этом. Она – чистый яд.

– Вот, это самое друзья и делают, если вправду любят друг друга, как твои мамка с папкой. Давай, не бойся. Глянь на эту штуку.

Разве мама с папой и правда так уж любят друг друга?

Он крепко стиснул мое плечо, и я опустил взгляд.

Теперь эта штука как-то съежилась, поникла, склонилась на сторону, легла на ткань его брюк. Но как только я посмотрел на нее, она вздрогнула, напружинилась, начала удлиняться, точно кулиса тромбона.

– Вот, – сказал «Стэн». – Ты ему нравишься. Видишь, как тянется к тебе? Ну, скажи, что тебе он тоже нравится.

Ужас лишил меня дара речи. Мозги превратились в мелкую пыль.

– О, знаю: давай назовем его Джимми. Пускай считается, что его зовут Джимми. Теперь вы с ним знакомы. Скажи: привет, Джимми.

– Привет, Джимми, – сказал я и, несмотря на весь свой ужас, захихикал.

– Ну, а теперь давай, потрогай его.

Я медленно протянул руку и дотронулся до «Джимми» кончиками пальцев.

– Погладь его. Джимми хочет, чтобы его погладили.

Я раза два-три погладил «Джимми» кончиками пальцев. Он поднялся еще на несколько градусов, сделался твердым, как доска для серфинга.

– Поводи пальцами вверх-вниз.

«Если побегу, – подумал я, – он меня поймает и убьет. И если не сделать, как он велит, тоже».

Я потер «Джимми» кончиками пальцев, сдвигая вверх-вниз тонкую кожу с набухшими под ней венами.

– Можешь вообразить, как Джимми ходит там, у женщины внутри? Вот. Теперь ты понимаешь, каким будешь, когда вырастешь мужчиной! Так и продолжай, только обхвати его всей ладонью. И дай то, о чем я просил.

Я тут же отдернул руку от «Джимми» и вытащил из заднего кармана чистый белый носовой платок отца.

Он принял платок левой рукой, а правой потянул мою ладонь назад, к «Джимми».

– У тебя здорово выходит, – шепнул он.

«Джимми» в руке стал горячим и слегка липким. И таким толстым, что пальцев вокруг не сомкнуть. В голове загудело.

– Джимми и есть твой секрет? – только и сумел выговорить я.

– Нет, секрет будет потом.

– А можно уже отпустить?

– Только посмей – на кусочки порежу, – сказал он.

Я замер от ужаса. Тогда он взъерошил мне волосы и прошептал:

– Эй, ты чего, шуток не понимаешь? Мне с тобой сейчас просто здорово. Ты – лучший парнишка в мире. Знал бы, как это приятно – и самому бы захотелось…

Время тянулось без конца. Казалось, Алан Лэдд выходит из такси целую вечность, но вдруг «Стэн» резко выгнул спину, зажмурился, сморщился, задергался всем телом и прошептал:

– Гляди!

От изумления не в силах остановиться, я сжал в руке «Джимми» и увидел, как из него на белый носовой платок течет, брызжет густое, тягучее желтоватое молоко. Казалось, ему не будет конца. От этого густого молока пахло чем-то совершенно необычным, и в то же время странно знакомым, будто из туалета или от гнойника. «Стэн» перевел дух, свернул носовой платок, запихнул обмякшего «Джимми» в штаны, наклонился и чмокнул меня в макушку. Наверное, я чуть в обморок не упал. Казалось, жизнь кончилась – легко, бессмысленно, в один миг. Казалось, я до сих пор чувствую, как он пульсирует в ладони…

Когда мне пришло время отправляться домой, он раскрыл свой секрет: его настоящее имя – не Стэн, а Джимми. Просто он решил не спешить называть настоящего имени, пока не убедится, что мне можно доверять.

– До завтра, – сказал он, погладив меня по щеке. – Завтра увидимся. Но ты ни о чем не беспокойся. Я тебе видишь, как верю – настоящее имя назвал. А ты поверил, что я тебе дурного не сделаю – я и не сделал. Теперь придется нам с тобой друг другу верить – что ни один обо всем этом не проболтается, иначе нас обоих ждет куча неприятностей.

– Я никому не скажу, – пообещал я.

– Я люблю тебя.

– Люблю, да еще как.

– Теперь у нас с тобой общий секрет, – сказал он, складывая носовой платок вчетверо и запихивая мне в карман. – Большую любовь вообще надо держать в секрете. Особенно когда мальчик с мужчиной вот так знакомятся, учатся доставлять друг другу радость и становятся добрыми, любящими друзьями. Такое мало кто из людей способен понять, и потому нашу дружбу надо беречь. Как выйдешь отсюда, забудь обо всем, что случилось. Не то… люди – они такие. Обоим нам несдобровать.

Выйдя из зала, я помнил только путаницу «Чикагского предела» – как история резко рванула вперед, пропуская целых персонажей и целые эпизоды, да как актеры подолгу шевелили губами, не говоря ни слова. А еще точно помнил, как Алан Лэдд вышел из такси и взглянул с экрана прямо мне в глаза, узнавая меня.

Мать заметила, что выгляжу я бледновато, а отец сказал, что все это – от недостатка физических упражнений. Близнецы ненадолго подняли взгляды от мисок и снова принялись набивать рты макаронами с сыром.

– А ты бывал когда-нибудь в Чикаго? – спросил я отца.

Тот, в свою очередь, спросил, какое мне до этого дело.

– А с киноактерами когда-нибудь был знаком? – не унимался я.

– Должно быть, у парнишки жар, – сказал отец.

Близнецы захихикали.

В ту ночь ко мне в спальню пришли Алан Лэдд с Донной Рид. Вошли, двигаясь плавно, красиво, как на экране, и опустились на колени возле моей койки. И улыбнулись мне. И заговорили – мягко, убаюкивающе.

– Я видел, сегодня ты кое-что пропустил, – сказал Алан. – Но ни о чем не тревожься. Я о тебе позабочусь.

– Знаю, – сказал я. – Я – ваш поклонник номер один.

Тут дверь с легким скрипом отворилась, и в спальню заглянула мать. Алан с Донной улыбнулись и встали, освободив ей путь к моей койке.