Джон Лэнган - Рыбак [litres]

– Что, правда?

– Правда, – сказал он, нахмурившись, – видимо, его насторожил мой тон.

– А что за книга? – спросил я, не в состоянии понять, зачем утаивать такую банальщину.

– В «Катскиллских горах» Альфа Эверса, – ответил он. – Знаешь о такой?

– Первый раз слышу, – признался я, понимая, что он мог взять название с потолка, – я ведь сказал ему как-то, что читаю мало, и все, что проходит через мои руки, – в основном либо шпионские триллеры, либо романы Луиса Ламура [7] Луис Ламур (1914–1988) – американский автор книг в жанре вестерн, один из ключевых авторов данного направления. . Да и потом, какая разница, где он откопал этот самый ручей? Может, ему о нем рассказала какая-нибудь подцепленная в баре девица, и он стыдится раскрыть мне такой источник. Раз уж ручей был там, где он сказал, и раз рыба там клевала – должно ли меня интересовать что-то еще? И потому я сказал:

– Славно, тогда добавим Голландский ручей в наш маршрут.

Казалось бы, пустяковое решение, но видели бы вы, как обрадовался Дэн. Его лицо просветлело, и он энергично закивал, приговаривая:

– Шикарно, Эйб. Просто шикарно.

Что ж, планы были обговорены, настало время вернуться к работе. Мы договорились встретиться, как обычно, на Спрингвэйл через неделю с небольшим, во вторую субботу. Дэн вызвался принести кофе и пончики.

В тот же вечер я попытался отыскать Голландский ручей в атласе округа Ольстер, и это заняло у меня куда больше времени, чем я предполагал, – в указателе это местечко отмечено не было, что показалось мне немного странным. В целом атлас был довольно-таки подробный. Припомнив слова Дэна о водохранилище, я порыскал по страницам в поисках Ашокана и его границ. Мой палец прошел над местом, где ручей вытекал из него, по крайней мере, дважды, но с третьей попытки я его все же нашел, а когда нашел – не поверил, что не заприметил ручей сразу. Трудно было упустить эту извилистую синюю нить, протянувшуюся от южной окраины водохранилища к Гудзону. Я проследил его курс, двигая указательный палец вдоль берегов и уже предвкушая славный улов. Голландский ручей в паре-тройке мест перекручивался и буквально замыкался сам на себя, что сулило большие скопления рыбы в образовавшихся волею матушки-природы «витках». Интересно, подумал я, почему его так назвали? Все земли сверху и снизу Гудзона, от Манхэттена до Олбани, первоначально были заселены голландцами, и до сих пор не проблема сыскать немало городишек по обе стороны от реки, чьи имена наглядно указывают на сей факт: Пикскилл, Ньюберг, Фишкилл. Вопрос я, конечно, досконально не изучал, но мне казалось, что мест, названных голландцами, тут с избытком, а вот мест, названных в честь голландцев, – ни одного. Так почему Голландский ручей? Закрыв атлас, я призадумался.

Ответ на свой вопрос я получил два месяца спустя, когда мы с Дэном завалились в забегаловку Германа, что на Двадцать восьмом шоссе, к западу от Уилтвика. Дэн захотел остановиться там по дороге к ручью, выпить чашечку кофе и позавтракать. Время от времени он так делал. Я предпочитаю завтракать дома, на крайняк – брать с собой бутерброд с сыром или вареное яйцо. Останавливаясь на перекус, Дэн по обыкновению усаживался, брал меню и заказывал что-то, что еще не пробовал, – греческий омлет, ореховые блины. Делай он так слишком часто, я подозреваю, это вылилось бы в проблему, однако же его просьбы о том, чтобы мы пожертвовали получасом в той или иной закусочной, были немногочисленны и скромны, и я говорил себе – черт возьми, почему бы и нет. Прошло много времени с тех пор, как я ел ореховые блинчики, а к ним бы еще славную сардельку – и вообще было бы замечательно. Кроме того, было совершенно очевидно, Дэн питался плохо, и я решил – пусть хоть сегодня этот парень поест нормально.

В то утро мы не торопились попасть на берег реки. Всю последнюю неделю по небу ходили серые тучи, пролившие на нас столько дождя, что впору было обзавестись жабрами. Ливень утих к ночи, но облачный фронт все еще висел на небе, и все ручьи в округе почти наверняка сейчас отличались нездоровым половодьем и загрязненностью. Есть такие рыбаки, которые наверняка сказали бы, что после такой дрянь-погоды лучше прождать денек-другой, а уж только потом забрасывать удочку, но я был из числа энтузиастов, считал, у природы нет плохой погоды… во всяком случае, тогда. Словом, мы отправились на запад от Уилтвика по Двадцать восьмому шоссе в обычное предрассветное время, прямиком к Голландскому ручью. По дороге мы остановились в забегаловке Германа.

Заведение это ютилось на правой стороне дороги – последнее здание в ряду, что состоял из автозаправочной станции, скрещенной с автомойкой, мебельного магазина и ларька с мороженым. Закусочная стояла точно в центре небольшого пустыря – этакий ящичек цвета стали, прочно ассоциирующийся с американскими пятидесятыми. Сейчас там все заколочено; закусочная не работает последние несколько лет, и причина ее закрытия мне неведома. Да, маленькая была, зато удаленькая, сколько в нее захаживал – ни разу не разочаровала. Самого Германа, кстати, я никогда не заставал. Сейчас и вовсе задаюсь вопросом: а был ли Герман? Всегда были только Кэтлин и Лиз, официантки, Говард, шеф-повар, и парочка мексиканцев-братьев, Эстебан и Педро, на подхвате. Что мне в этом месте нравилось и неизменно к себе влекло – так это внутреннее убранство в подчеркнуто рыбацком стиле. На стенах висели гарпуны и сети, а еще – добрая тысяча снимков парней с рыбинами. Пара-тройка речных монстров в виде чучел красовалась на видных местах. На самом входе меня неизменно приветствовало что-то вроде стенда или стенгазеты с комиксами о рыбалке. Главным образом вырезанные из газет, одни смотрелись свеженькими, другие успели пожелтеть от времени. Моим фаворитом был как раз один из старых комиксов: он изображал двух лососей ростом с человека на берегу реки, один из них курит сигару, другой держит пиво. Обе рыбы закинули удочку в реку, что кишмя кишит крохотными людишками, идущими вверх по течению, – руки раскинуты по бокам, головы вытянуты вперед. Никакой остроумной подписи не прилагалось, но мне все равно было смешно – я похохатывал всякий раз, когда заходил внутрь и натыкался взглядом на это чудо, и даже несмотря на то, что случилось позже в тот же день, рисунок нагоняет на мое лицо улыбку и ныне, всплывая иногда в памяти. А вот Дэну он забавным не казался.

Но самой странной частью декора, на которую я всякий раз обращал пристальное внимание, служила огромная картина маслом, висевшая слева над стойкой. Полотно было настолько старым, настолько пропитанным дымом тысячи омлетов и бургеров, что лишь прилежным и тщательным изучением можно было развивать представление о ее предмете. Холст являл собой столь явный хаос теней и полутонов, что я даже решил как-то, что передо мной некий масштабный тест Роршаха. Туда, где висел холст, практически не добиралось тамошнее освещение, и это тоже накладывало на восприятие картины ощутимый отпечаток. Можно было разглядеть длинное, изогнутое черное пятно, парящее в середине картины над другим пятном, бледным, а еще – волнистую белую линию в верхнем правом углу. Вы, наверное, думаете, что я ни черта не смыслю в современном искусстве – что ж, пусть так. Но что-то было в этой картине непередаваемое, невыразимое: она очаровывала меня этими издевательскими ускользающими полунамеками на истинный смысл, когда казалось, что еще немного – и суть нарисованного станет ясна как божий день. Может, она взаправду была тестом Роршаха, и ничем иным. Каждый раз, садясь за стойку, я толковал ее по-разному. Однажды – должно быть, то был первый раз, когда я остановился у Германа, – я увидел птицу, парящую в небе, может быть, во́рона. В другой раз я решил, что это может быть летучая мышь. Затем, исходя из общей тематики оформления забегаловки, я сделал вывод, что на картине изображено нечто на рыбацкую тематику. В ходе всех этих измышлений я не раз и не два призывал персонал на помощь, но толку от всех от них было чуть – более того, никто не был уверен, откуда именно взялась картина. Говард, к примеру, считал, что ее приобрели в гостинице где-то в Новой Англии при каких-то весьма и весьма загадочных обстоятельствах, но большего сказать о ней не мог. И да, никто не мог сказать, что именно на холсте изображено. Лиз и Кэтлин отказались делиться догадками, несмотря на все мое пущенное в ход престарелое обаяние.