Джон Лэнган - Рыбак

Тем временем семья Лотти Шмидт мало-помалу обустраивалась в лагере. Райнер хорошо ладил с главным каменщиком. Почти весь его наряд состоял из итальянцев, кого-то даже специально вызвали с родины для работы здесь, а Райнер говорил по-итальянски бегло, что произвело хорошее впечатление на руководство, ценившее его еще и как переводчика. Клара тоже не сидит на месте и находит работу в пекарне лагеря. Лотти идет в помощницы матери. Ее сестры, Гретхен и Кристина, посещают школу при лагере. Зарабатывает Райнер достойно – каменотес приносит домой до трех долларов в день. Современный эквивалент этой сумме подобрать сложно, но, по-видимому, мужчине с женой и тремя дочками, о коих нужно заботиться, этого хватает. Шмидты уже почти рассчитались с долгом Кларе и могут откладывать небольшие суммы для покупки дома в будущем. Клара мечтает вернуться в город и поселиться рядом с сестрой, Райнер же думает, что Уилтвик – вполне хорошее место для проживания. Вряд ли о такой жизни они мечтали, когда только-только поженились, но в целом у супругов Шмидт все идет хорошо.

Работа на водохранилище не без своих рисков. Главным образом силы рабочих брошены на постройку двух огромных стен: одна должна сдержать воды реки Эсопус, другая – разделить водохранилище на восточный и западный сектора. Как только стройка будет закончена и долину затопят, получится озеро длиной примерно двенадцать миль и шириной в три мили. Квалифицированных рабочих тут не так уж и много, а сложной техники – хоть лопатой греби. Если смотреть правде в глаза, надобно признать – даже квалифицированные рабочие порой совершают ошибки. Имеют место несчастные случаи. Кого-то ранит, кто-то гибнет: медицина в ту пору совсем не такая, как сейчас. Если руку размозжил камень, остается ее только отрезать; ампутация – универсальное средство решения широкого спектра проблем. Если удается избежать травм, все равно остаются болезни. Немалый процент в смертность на стройке вносит старый добрый грипп – повод еще раз возблагодарить Бога за то, что сейчас у нас есть пенициллин. Больница в лагере, само собой, имеется, но ее ресурсы ограничены. Серьезно раненным или больным за помощью приходится ехать в Уилтвик, то есть, говоря прямо, им нужно пережить поездку туда. Все то же самое касается членов семей рабочих. Можно сказать, что люди тогда жили гораздо ближе к смерти, чем сейчас.

Когда срок пребывания Лотти с семьей в лагере достиг полутора лет, женщина, что жила рядом с ними, погибла под копытами мулов. В лагере была своя конюшня, и с помощью мулов перевозились практически все грузы; три мула, прицепленных к повозке, – обыденное зрелище. Каждый день в пять часов по свистку водители повозок устраивали гонку вдоль дороги, ведущей к конюшне. Все дети в лагере собирались на обочине – посмотреть, как залихватски управляются ездоки с поводьями да послушать дробь копыт, перемежаемую свистом кнутов. В день трагедии Лотти там не было – она возилась в пекарне вместе с Кларой, но Гретхен и Кристина всё видели. Позже они поведали остальным членам семьи о том, как странная соседка из Венгрии, никогда особо ни с кем не разговаривавшая, вдруг выбежала на самый последний отрезок дороги к конюшне. Ее волосы были распущены, она была одета в простую блузку с закатанными рукавами и длинную юбку, будто только-только покинула кухню. Ни один из наездников не успел осадить – повозки сбили ее и раздавили. И только потом, спешившись, парень, чей мул гнал в первых рядах, подхватил искалеченную и окровавленную женщину, погрузил на повозку и помчал к лагерной больнице со скоростью Меркурия. Он был черным, а жертва – белой; можно себе представить, что творилось тогда в голове у несчастного погонщика.

Удивительно, но женщина прожила еще целых полдня; муж, успев вернуться со смены, застал ее и сразу сник в рыданиях. Никто не мог ее спасти: ни лагерный врач, ни любой другой. На вопрос о причине своего поступка женщина отказалась отвечать, но кто-то сразу пустил слух о том, что муженек изменял ей с другой женщиной, одной из коллег Лотти и Клары по пекарне, шведкой. Муж едва ли тянет на сердцееда – волосы жидкие, лицо квадратное, тело костлявое, но, как говорится, пути Господни неисповедимы, а пути людские – и того пуще. Как бы там ни было, женщина не говорит ни слова – просто лежит, стиснув зубы. Ее муж только и может, что лить слезы в три ручья, и когда последний вздох срывается с изуродованных губ жены, начинает орать благим матом. Медсестра закрыла ей глаза; через пару дней тело было предано земле. Она самоубийца, а тогда в народном понимании отнять жизнь у самого себя почиталось за большой грех; но в конце концов католическая церковь в Вудстоке соглашается принять ее, хоть и с оговоркой – тело должно быть захоронено за оградой кладбища. По настоянию Клары Лотти идет на похороны. Служба – католическая, а Шмидты всегда были благоверными лютеранами, держась на безопасном расстоянии от прегрешений папства; но Клара поразительно настойчива.

– В таких местах, как это, подобные вещи не имеют значения, – говорит она, повергая едва ли не в шок свою благочестивую дочь.

На похороны муж самоубийцы является в худшем состоянии, чем даже то, в коем пребывал накануне. Никто не может его утешить – отчасти потому, что никто не знает венгерского, а английский страдальца не особо хорош. По иронии судьбы, именно на похоронах Лотти впервые узнает имя женщины (звали ее Хелен) и ее мужа (его звали Георг).

После того как Хелен предана земле, Георг запирается у себя дома и не выходит где-то неделю. Если ему что-то нужно, он посылает за этим кого-то из детей. Старшая дочь, девочка по имени Мария, рассказывает Лотти, что все, чем занимается отец, – сидит в своей спальне в полной темноте. Время от времени он смеется или что-то кричит. Мария не упоминает, что почти все это время отец пребывает в беспробудном запое. Хорошо воспитанные юные леди не станут о таком распространяться. Она делает все возможное, чтобы прокормить его и остальных детей, но без матери это не так-то просто. Мария волнуется – и на то у нее есть все основания. Каждый из пропущенных Георгом рабочих дней приближает его к увольнению. Недавно потерявший жену мужчина может, конечно, рассчитывать на определенную долю сочувствия со стороны профсоюза, но память людская коротка, когда дело касается чужих печалей, да и работу все-таки надо довести до конца. Всю эту затворническую неделю разные люди, в том числе и Райнер, пытаются поговорить с Георгом, но безуспешно – о нем ни слуху ни духу.

Как уже было сказано, проходит неделя, и общественное беспокойство растет – все подобрались в ожидании неизбежного. Затем, однажды ночью, Мария пришла к дверям Шмидтов – со всеми братьями и сестрами на буксире. Девочка была крайне взволнованна, и когда Клара спросила у нее, что случилось, та ответила: