Говард Лавкрафт - Миры Ктулху [сборник, litres]

В этой бумажке оказалось много загадочного, и Блейк внимательно прочитал ее в неярком свете западного окна. В несвязном тексте ее оказались фразы следующего содержания:

…Профессор Енох Боуэн, прибыв из Египта в мае 1744-го, приобретает старую церковь Свободной Воли в июле… известны его работы и интерес к оккультным знаниям. Доктор Драун из Четвертой Баптистской предостерегал против Звездной мудрости в проповеди от

29 дек. 1844 г.

Конгрегация 97 к концу 45.

1846—3 исчезновения – первое упоминание о Сверкающем Трапециоэдре.

7 исчезновений 1853 г. – начались слухи о кровавых жертвоприношениях.

Расследование 1853 года окончилось ничем – истории о каких-то звуках.

Отец О’Молли рассказывал о поклонении дьяволу при помощи шкатулки из руин Древнего Египта; говорил, что она вызывает нечто такое, что не может существовать на свету. От слабого света бежит, от сильного исчезает. Потом приходится призывать заново. Должно быть, узнал у смертного одра Фрэнсиса Кс. Финея, вступившего в «Звездную мудрость» в 1849 году. Эти люди утверждают, что Сверкающий Трапециоэдр показывает им небо и иные миры. И что обитающий во мраке каким-то образом делится с ними тайнами.

Рассказ Оррика В. Эдди. Они вызывают это, глядя в сверкающий кристалл, и пользуются собственным тайным языком.

1863 в конгрегации 200 или более, помимо людей спереди.

Ирландские парни устроили свалку в церкви в 1869 году после исчезновения Патрика Ригана.

Завуалированная статья в Ж. от 14 марта 1872 года, но люди о ней не говорят.

1876 год – 6 исчезновений, тайный комитет обратился к мэру Доймо.

Действия обещаны в феврале 1877-го, храм закрывается в апреле.

Банда… с Федерал-хилл угрожает доктору и причту в мае.

До конца 1877 года город покинуло 181 человек… имена неизвестны.

Около 1880-го начались рассказы о привидениях… попытаться подтвердить справедливость сообщения, что после 1877-го в церковь никто не входил.

Попросить у Лэнигана фотографию места, снятую в 1851 году.

Возвратив записку на место – в записную книжку, Блейк обернулся, чтобы поглядеть на скелет, простертый в пыли. К чему привели эти заметки, было понятно: не было никаких сомнений, что этот человек явился в пустовавшее здание сорок два года назад, чтобы найти материал для газетной сенсации, на какую бы не всякий рискнул. Быть может, он так и не посвятил никого в свой план… и не вернулся в собственную редакцию. Возможно, это просто сдерживаемый страх вырвался из-под контроля, закончившись банальным сердечным приступом. Блейк пригнулся к глянцевым костям и заметил нечто необычное в их состоянии: иные из них были разбросаны, иные – как бы растворились на концах. Некоторые странным образом пожелтели, даже словно обуглились, как и часть лохмотьев, оставшихся от одежды. Но особенно странный вид приобрел череп – покрывшийся желтыми пятнами, с обугленной дырой на макушке, – словно бы кто-то прожег ее, капнув туда крепкой кислоты. Что тут творилось со скелетом все четыре десятилетия погребения в безмолвии, Блейк и представить не мог.

И еще не осознав это, Блейк обернулся лицом к камню, отдаваясь чарам его, пробудившим в мозгу его целое представление. Он видел процессии… плащи с капюшонами скрывали нечеловеческое обличье идущих… и бесконечные просторы пустыни, из которой к небу вздымались тесаные монолиты. Он видел стены и башни в ночных глубинах морей, вихри пространства, где клочья темного тумана неслись от холодного и мерцающего пурпурного огня. И за всем этим обманутым глазом видел он лишь безграничную тьму, где жесткие и обретающие жестокость силуэты проявлялись лишь в поднятых ими дуновениях, а призрачные силы придавали очертания хаосу и скрывали ключ ко всем парадоксам и скрытым арканам.

Но все очарование вдруг истребил гложущий, невесть откуда взявшийся панический страх. Блейк задохнулся и отвернулся от камня, ощутив возле себя нечто бесформенное, со страшной сосредоточенностью разглядывающее его так, словно он запутался в чем-то неведомом. Нечто глядело на Блейка и было способно видеть его неким чувством, ничего общего не имеющим со зрением. И вдруг башня эта стала пугать его – да и неудивительно, учитывая найденные им скорбные останки.

Начинало темнеть, и, поскольку у Блейка с собой не было фонаря и нечем было его заменить, уже пора было уходить.

И тут, посреди сгущающейся тьмы, как ему показалось, внутри безумных граней камня что-то блеснуло. Блейк попытался отвернуться, но некое притяжение не позволило ему это сделать. Неужели камень обладал слабой радиоактивностью и светился, или же это и есть то самое, что в записках мертвеца называлось «Сверкающим Трапециоэдром»? Что еще может скрываться в этом заброшенном логове космического зла? Что творилось здесь прежде, что может таиться в тенях, которых избегают птицы? Словно бы легкое прикосновение… Чье? Блейк схватил крышку давно уже открытой шкатулки и захлопнул ее. Петли, изготовленные в иных мирах, легко поддались прикосновению, и крышка укрыла камень, теперь уже несомненно светившийся.

И легкий стук этот словно пробудил нечто… Тихое журчание, казалось, исходило из вязкой тьмы шпиля, от которой его отгораживала лишь дверца в потолке. Крысы, конечно же крысы – только теперь живые существа обнаружили свое присутствие в этой проклятой башне… Однако легкое шевеление это повергло Блейка в такую панику, что он бросился вниз по винтовой лестнице, в мертвый неф, в подземелье под тяжелыми сводами… а там по пропыленной площади, по истекающим ужасом улицам вниз по Федерал-хилл к здравомыслящим улицам центра, к домашним кирпичным тротуарам университетского района.

В последующие дни Блейк никому не рассказывал о своей экспедиции. Напротив, он принялся за чтение известных книг, перелистывая в библиотеке подшивки газет за прежние времена, и лихорадочно трудился над криптограммой из переплетенной в кожу книжицы, найденной им в заросшей паутиной ризнице. Скоро он понял, что шифр не из простых, а после долгих трудов убедился, что текст написан не на английском, латинском, греческом, французском, испанском, итальянском или немецком. Итак, ему предстояло обратиться к глубинам странной своей эрудиции. По-прежнему каждый вечер приходило желание поглядеть на закат; как прежде, взирал он на ощетинившийся крышами холм, на гребне которого далеким и сказочным видением чернела башня храма. Но теперь зрелище это несло в себе новый ужас. Он знал, какое мерзкое знание таится в ней, – и воображение отказывалось подчиняться рассудку. Весенние птицы летели домой, и, замечая их пролет на закате, он ощущал, или это казалось ему, – что башню они стараются облететь по возможности дальше. Если оказывалось, что стая летела на башню, прямо перед ней птицы начинали метаться – так полагал он, не имея возможности убедиться, действительно ли они рассеялись.