Тимофей Печёрин - Паранойя. Сборник

— Э, не дергайся. И это… не торопись, ладно? Убери руку с ключа. Дело к тебе есть.

«Грабитель! — с досадой подумал Зеленовский, — увидел, что машинка дорогая, вот и решил за счет хозяина поживиться. И куда эта страна катится? Если даже в телецентре на гоп-стоп нарваться можно…»

А вслух произнес — как можно спокойнее и вежливее:

— Наличности у меня с собой нет… не ношу. Так что, — последние два слова Зеленовский как мог, растянул, давая время злоумышленнику самому решить, что следовало из этого «так что».

— При чем тут наличность? — с горькой усмешкой отозвался голос за спиной, — не, деньжата… они, конечно же, лишними никогда не будут, факт. Да только я в такой заднице, что несколько купюр из бумажника, один хрен, погоды не сделают. Тут, наверное… даже это авто продать — не сильно поможет.

— Тогда что же? — не понимая и потому вполне искренне, поинтересовался Зеленовский.

— Да поговорить с тобой надо… ладно, с ва-а-ами, — не без сарказма проговорил человек на заднем сиденье, — надо же, ничего не могу с собой поделать. К такому солидному, понимаешь, господину и на «ты» обращаться… не могу, правда-правда.

На последней фразе он еще захихикал — как-то нервно и абсолютно не весело.

«Так к психологу бы обратился, — подмывало ответить Зеленовского, — а лучше — к психиатру». Но он не дал этим словам сорваться с языка. Понимая, что не всегда… далеко не всегда стоит говорить, то, что думаешь. И особенно человеку с металлическим предметом в руках. А коль человек этот еще и явно не в себе, беседу с ним тем более следовало вести предельно осторожно.

Потому вслух Зеленовский ответил… на вопрос вопросом — причем совершенно невинным:

— А… извините, мы знакомы?

— Типа того, — отозвался человек на заднем сиденье, — уж во всяком случае, я вас знаю. А вы… вам это, наверное, необязательно.

— Так вы, должно быть, смотрели мои обзоры! — сообразил Зеленовский с некоторым воодушевлением.

— А то! — подтвердил собеседник, но в голосе его при этом не промелькнуло ни тени радости или дружелюбия, — смотрел-смотрел. Например, когда вы с экрана заливали, что экономика страны на подъеме, кризис ей не грозит, а вот Америка вот-вот накроется медным тазом. Говорили, а?

— Не исключено, — проговорил Леонид Зеленовский, стараясь, чтобы голос звучал как можно ровнее, без предательской дрожи.

— Вот! — почти вскричал человек за его спиной, — Америка, правда, не накрылась, ну да хрен с ней — меня больше другое печалит. Почему, скажи…те на милость, я потерял работу? Представьте, выперли по сокращению. А почему? Какое может быть сокращение, если экономика на подъеме, и кризис, как вы заливали, не грозит? Не знаете? Ну, тогда еще вопросик, вдогонку. До того, как работу потерять, я вложился в акции одной финансовой компании. По вашей подсказке, не хухры-мухры… вы ее в своей передаче расхваливали. И что? Не давеча как на прошлой неделе те акции обвалились!

О какой именно компании шла речь, Зеленовский не помнил, как не помнит заядлый бабник каждую из своих пассий. Но в душе вынужден был признать: на незаслуженные похвалы в своих обзорах он бывал весьма щедр. При условии ответной щедрости самого объекта похвалы, само собой.

Причем бывало, что похвала, будучи изначально ложной, могла если не сделаться правдой, то хотя бы к правде приблизиться. Если люди верили и покупали ценные бумаги хвалимой компании — в этом случае дела последней и впрямь шли на лад. Но временами этот нехитрый прием не срабатывал, обман оставался не более чем обманом. Как, примеру, в случае с этим бедолагой, упиравшем теперь в спину Зеленовскому холодную твердость металла.

И очень не хотелось на собственной шкуре отведать, что именно этот обманутый вкладчик мог с ним, Леонидом Зеленовским при помощи своего металлического предмета сотворить в отместку. Позарез нужно было решить дело миром. Призвав в помощь свое главное… да что там, чуть ли не единственное оружие. Нет, не мозг, но язык.

— Искренне сочувствую, — осторожно начал Зеленовский, — но все-таки вынужден возразить. То, что произошло с вами — скорее, частность. Если же говорить об общей тенденции…

На последних словах Зеленовский перешел на свой излюбленный тон, с каким обычно вещал перед камерами. Ведь, в конце концов, не так уж важно, исчисляется ли его аудитория миллионами телезрителей или состоит из одного, не вполне адекватного, человека.

И вроде бы тон этот возымел действие. Внутренне обрадовавшись, Зеленовский почувствовал, что давление металла, упиравшегося в его спину, хоть понемногу, но ослабевает.

— …достигнув дна, экономика выходит из рецессии, — продолжал он с воодушевлением.

— Ну-ну, — буркнул, перебивая, человек на заднем сиденье, — а вот я, похоже, скоро наоборот, окажусь на дне. Прямо как в пьесе Горького.

— …растут биржевые показатели, — не смутившись, словно бы не заметил этой реплики Зеленовский, но сам вдруг сбился — подвела память, — на этой… лондонской бирже… э-э-э… российских фишек… голубых.

А затем поспешно, чтобы скрыть конфуз, добавил:

— И, в конце концов, могло быть и хуже. Взять хотя бы ситуацию на Украине…

Начавшее было ослабевать, давление металлического предмета усилилось вновь.

— Украину? — человек за спиной Зеленовского перебил его злобным шипением, вроде того, какое напоследок издает вода, пролитая на горячую сковородку, — да при чем тут вообще Украина? Вам там… всем вам, в ящике, самим-то не надоело?! Приплетать эту вашу Украину по любому поводу?

— Что до Америки, — все продолжал барахтаться Зеленовский, — то, к слову сказать, прогноз на ее счет был… скажем так, не лишен оснований. Все-таки крупнейшая экономика мира — и в долгах как в шелках.

— Это я в долгах как в шелках, — отрезал обладатель металлического предмета, — взял, понимаете ли, валютную ипотеку. Ведь, казалось бы, почему не взять? Ставка процентная ниже… в разы! А курс вроде стабильный. Кто ж знал-то, что он однажды раза в два подскочит?! Кто знал, а? Ну кто знал?

Вопрос был сугубо риторическим, не для ответа. Человек на заднем сиденье в ответе, похоже, нуждался меньше всего. Ибо наверняка был уверен: уж кто-кто, а Леонид Зеленовский про обвал рубля в свое время знал. Обязан был знать. Однако ж смолчал, не предупредил вовремя.

Что до самого Зеленовского, то о незавидной судьбе национальной валюты он тогда действительно, хотя бы смутно догадывался. Почуял неладное, когда цена барреля нефти побила очередные рекорды и повисла, зашатавшись, в вышине — ни дать ни взять, не слишком ловкий акробат на канате под куполом цирка. Или, если угодно, бычок на доске из бессмертного стихотворения Агнии Барто.

Но соображения свои Зеленовский удержал тогда при себе. И даже когда доска для бычка… точнее, для биржевых «быков» закончилась, а биржу валютную начало лихорадить, руководству канала, где он вел передачу с обзорами, позвонили откуда-то сверху. И вежливо, но настоятельно рекомендовали как можно меньше затрагивать эту тему. Нечего, мол, панику разводить или усугублять. Телевидение — оно не для этого существует. Совсем наоборот.