Тимофей Печёрин - Паранойя. Сборник

Василий ожидал, что шайку самовольных обитателей перехода разгонят полицейские — хотя бы на ночь. Да еще мзду с каждого соберут. Или, как вариант, попрошайки сами покинут это место, поняв, что сегодня с подаянием уже ничего не выгорит. Разбредутся по домам; у «участника боевых действий» при этом наверняка обнаружится вторая нога (вполне здоровая), а старушка с мобильником позвонит чадам или иным родственникам, чтоб приехали на своей иномарке и забрали ее. А за юнцом-флейтистом придут родители, вооруженные ремнем и полные педагогического рвения.

Но ничего подобного не происходило. Правоохранители не спешили очищать переход от попрошаек. Как не торопились покидать его и сами музыканты, «участник боевых действий», старушка с мобильником и обиженный Василием старичок. То ли им, как и Василию, просто некуда было идти, то ли… ждали чего-то.

И, как оказалось, дождались.

Сперва в опустевшем, почти погруженном в тишину, переходе стало вроде бы немного темнее. Даром, что лампы горели ярко. Затем вдоль стен — и стремительно заполняя пространство между колоннами — начало распространяться… Нечто. Нечто вроде кляксы, но растекавшейся, кажется, прямо в воздухе. Нечто вроде тени, но огромной. И не было видно никакого предмета, оную тень отбрасывающего.

Точнее всего было бы сказать, что переход заполнялся темнотой. Или даже чернотой — абсолютной и непроглядной, против которой были бессильны даже многочисленные источники света на потолке и стенах. Какое там! Напротив, они сами тускнели от близости черноты и судорожно помаргивали сквозь нее слабыми, ничего не освещавшими, огоньками.

Чернота растекалась со всех сторон. Не сговариваясь, попрошайки и Василий соскочили со своих мест («герой Донбасса» еще успел довольно ловко вскочить в инвалидную коляску) и сбежались к небольшому пятачку между четырех колонн. Этот-то пятачок только и остался худо-бедно освещенным. Черное Нечто остановилось перед ним, окружив, взяв в кольцо, точно полчища врагов — осажденную крепость. Но двигаться дальше не торопилось.

Замерли в окружении колонн да напиравшей отовсюду, клубившейся в воздухе, черноты и обитатели перехода. В ожидании замерли — напряженном, опасливом и молчаливом.

Единственным звуком, который слышал Василий (отчетливо слышал!), был стук его собственного сердца. Оно успело отстучать где-то полтора десятка раз, прежде чем воцарившееся молчание нарушил голос… причем не принадлежавший ни одному из обитателей перехода. По крайней мере, ни одному из тех обитателей, кто имел человеческий облик.

— Итак, — звучал голос глухо, тягуче и без тени эмоций; буквально лился из глубин заполонившей переход черноты, — прошел еще один день. По-разному для вас прошел. И я вижу, что ваши ряды пополнились новой душой…

«Да кто б меня спрашивал! — так и подмывало крикнуть Василия — с удовольствием бы от вас всех свалил. Обратно в офис… к жене, Максимке».

Но язык точно одеревенел и не слушался его. И даже дышал Василий судорожно, с трудом и урывками, словно на шее у него медленно, но верно, а главное, туго затягивалась невидимая петля.

— …а это значит, — продолжал голос из черноты, — что кто-то один должен нас покинуть.

«Пусть это буду я!» — более всего на свете хотелось заорать Василию, но из горла вырвался лишь неразборчивый хрип.

Стоявший рядом старичок при этом схватил Василия за руку. И стиснул его пальцы с силой, неожиданной для своего возраста и роста.

«Молчи, не нарывайся! — словно хотел сказать попрошайка этим жестом, не иначе, как угадав мысли своего невольного подопечного, — не то сам не рад будешь». Похоже, даже он, бывалый обитатель перехода не знал, что может ждать его товарища, покинувшего эту шайку по воле черного Нечто. И ждет ли хоть что-то вообще.

— Назовете ли сами, — вопрошал между тем голос черноты, — кто является лишним среди вас? Или оставите Нам это решение?

Василию показалось — или голос и впрямь особо выделил слово «нам»?..

— Как по мне, тут и говорить не о чем, — первым взяв слово, заявил юный флейтист, — уйти должен вот он! Да, новичок. Во-первых, он много о себе возомнил, а, во-вторых, ему все равно никто не подавал. И не подаст… такому как он.

— Поддерживаю, — грубоватым голосом отчеканил «участник боевых действий», — на хрена среди нас этот слизняк? На нас свысока смотрит, а сам даже пороху не нюхал. От армии откосил. Да еще насмехался надо мной… подковырнуть хотел. И как?! Сравнить с бандеровской мразью!

«Да откуда он знает?! — пронеслось стаей вспугнутых воробьев в голове у Василия, — мысли читает что ли?»

— Насмехался-насмехался, — взяла слово и старушка с мобильником, подтвердив эту догадку, — хоть и про себя, но насмехался. Телефон мой его, видите ли, позабавил. Побирается, мол, старая перечница, а сама с телефоном ходит. А я ведь… когда пожар был, только его вынести и успела!

На последнем предложении старушка всхлипнула, а тон ее сделался плаксивым, с горечью.

— Да и беспредельщик он, — заявил небритый парень с гитарой за спиной, имея в виду, разумеется, опять же Василия, — таких еще называют «человек морально облегченный», сокращенно — чмо. Сперва Деда толкнул, и даже не извинился. И не помог монетки рассыпанные собрать. А потом еще на Деда наезжать начал. Деньги вроде отобрать хотел. Пусть Деду спасибо скажет… напоследок. Если б не остановил, уж я бы этому петушку навалял. Ох, навалял бы!

— Итак, — снова зазвучал голос темного Нечто, — большинство… почти все здесь — против новичка. Но есть ли хоть кто-то, кто скажет в его защиту?

— Позвольте мне, — торопливо и чуточку сбивчиво заговорил старичок, — благодарю… итак. Да, признаю, этот молодой человек меня обидел. Унизил даже. Но ведь извинился потом. На коленях прощенья просил. И отдал последние деньги, чтобы искупить вину. Так что кто-кто, а лично я больше на него не сержусь и не обижаюсь. Более того: если за кем и осталась вина в этот день, то только за мной. Это я не сдержался; это мои слова привели этого молодого человека… сюда, к нам. Так что, скорее уж, это меня стоило бы… исключить… забрать.

Остальные обитатели перехода растерянно переглянулись, ошеломленные последним заявлением. Тогда как старичок продолжал:

— И последнее. Да, новенький ничего не собрал. Ну, так и находится он среди нас без году неделю. Прошу, дайте ему шанс.

Последняя фраза прозвучала неожиданно трогательно. Василий даже почувствовал, как, помимо воли, его глаза становятся влажными.

— Хорошо. Шанс Мы дадим, — согласился голос из черноты, — в конце концов, недостаток опыта — не преступление. Но и ты, прозванный Дедом, не торопись за ту грань, за которую все равно непременно уйдешь… когда-нибудь. Нет вины и за тобой. И не будет, пока деньги смертных наполняют твою шляпу и облегчают их души.