Говард Лавкрафт - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

Менее знаменита и менее сложна по сюжету, чем «Великий бог Пан», но определенно изящнее в атмосфере и общей художественной ценности любопытная и несколько тревожная хроника под названием «Белые люди», центральная часть которой содержит выдержки из дневника или записки маленькой девочки, которую няня познакомила с некоторыми из запретных чар и душетленных преданий отвратительного ведовского культа, тайны которого шепотком передавались из поколения в поколение селянами Западной Европы, и адепты его иногда оставляли свой кров по ночам, чтобы поодиночке собраться в черном лесу и устроить отвратительную оргию ведовского шабаша. Повествование мистера Мэкена, представляя собой триумф искусной избирательности и сдержанности, набирает колоссальную силу, развиваясь в потоке невинной детской болтовни, мельком упоминающей странных «нимф», «кукол», «белый, зеленый и алый обряды», «буквы акло», «язык тьян», «игры Мао» и тому подобное. Обряды, которые няня узнала от своей бабушки-ведьмы, преподаются девочке трех лет от роду, и ее безыскусный рассказ об опасных и тайных откровениях создает ощущение нарастающего ужаса, щедро смешанного с пафосом. Известные антропологам злые заклинания описываются с детской наивностью, и наконец зимним днем совершается путешествие вверх на старые валлийские холмы, исполняемое под действием образного заклинания, которое добавляет дикому пейзажу потусторонности, странности и гротескной одушевленности. Путь выписан в удивительных подробностях и для придирчивого критика представляет собой шедевр фантастического письма, наделенного почти беспредельной силой в намеках на могущественное уродство и космического масштаба извращения. Наконец девочка — которой к этому моменту уже исполнилось тринадцать лет — натыкается на загадочную и погибельно прекрасную вещь посреди темного и недоступного леса. Ею овладевает ужас — в манере, ловко предсказанной анекдотом в прологе, но она вовремя принимает яд. Подобно матери Элен Воган в «Великом боге Пане», она видит это жуткое божество. Ее обнаруживают мертвой перед найденной ею таинственной вещью, и вещь эта — сверкающая белизной статуя римской работы, вокруг которой клубились мрачные средневековые слухи, — гибнет, превращенная в пыль молотками обнаруживших ее людей.

В составленном из эпизодов романе «Три обманщика», в целом несколько попорченном подражанием бойкой стивенсоновской манере, присутствует несколько новелл, быть может, демонстрирующих высочайший уровень Мэкена как рассказчика ужасов. Здесь мы обнаруживаем в самой высокохудожественной форме любимую странную концепцию автора, утверждающую, что под курганами и дикими холмами Уэльса обитает тот странный и приземистый примитивный народ, чьи следы дали толчок к возникновению наших народных легенд о фейри, эльфах и «малом народце» и даже теперь несущий ответственность за некоторые необъяснимые исчезновения и иногда случающиеся подмены нормальных младенцев странными смуглыми созданиями. Тема эта получает свою наилучшую разработку в эпизоде, озаглавленном «Новелла о черной печати», где профессор, обнаруживший удивительное сходство между некими знаками, нацарапанными на валлийских известковых скалах и доисторической черной печати из Вавилона, совершает открытие, приводящее его к неведомым и ужасным находкам. Загадочный отрывок из древнего географа Солинуса, ряд таинственных исчезновений на уединенных равнинах Уэльса, странный сын, родившийся идиотом после перенесенного его матерью кошмарного испуга, — все эти факторы указывают профессору на жуткую связь и условие, отвратительное для любого друга и почитателя рода людского. Он нанимает идиота-мальчишку, временами несущего какую-то тарабарщину отвратительным шипящим голосом и к тому же подверженного странным эпилептическим припадкам. Однажды после одного из таких припадков, случившегося ночью в кабинете профессора, обнаруживаются тревожные запахи и свидетельства ирреального присутствия; вскоре после этого профессор оставляет объемистый документ и уходит в загадочные холмы, ощущая в сердце странный ужас и лихорадочное ожидание. Он так и не возвращается, однако возле фантастического камня в дикой местности обнаруживаются его часы, деньги и кольцо — в перетянутом кетгутом пергаментном свертке, на котором выведены те же самые жуткие буквы, что и на черной вавилонской печати и на скале в валлийских горах.

Внушительный документ в достаточной мере выявляет самые жуткие перспективы. Профессор Грегг, следуя всему комплексу свидетельств, накопленных благодаря исчезновениям, надписи на камнях, рассказам древних географов и черной печати, решил, что под нечасто посещаемыми холмами Уэльса с древних времен по сю пору обитает племя темных примитивных созданий, ранее живших повсюду. Дальнейшие исследования помогли ему решить загадку черной печати и доказали, что идиот-мальчишка, сын отца, куда более жуткого, чем человек, является обладателем чудовищных воспоминаний и возможностей. В ту странную ночь в своем кабинете профессор произвел «жуткую трансмутацию гор» с помощью черной печати и пробудил в безумном получеловеке ужасы его наследственности. Он «увидел, как тело его набухает и раздувается словно пузырь, лицо чернеет…». Тут явились высшие эффекты инвокации, и профессор Грегг познал яростное безумие космической паники в его самой черной форме. Познакомившись с открытыми им безднами неестественного, он отправляется в дикие горы уже вполне готовым и отрешенным. Он встретится с этим немыслимым «малым народцем», и оставленный им документ заканчивается здравым наблюдением: «Если, к несчастью, я не вернусь из своего путешествия, нет необходимости восстанавливать здесь обстоятельства моей жуткой кончины».

Также в «Трех обманщиках» находится «Новелла о белом порошке», приближающаяся к абсолютной кульминации жуткого страха. Френсис Лестер, молодой студент-юрист, находящийся в нервическом переутомлении из-за уединения и слишком усердных занятий, получил рецепт от старого аптекаря, никогда не проявлявшего слишком большого внимания к составу своих зелий. Как впоследствии выяснилось, субстанция эта оказалась необычайной солью, которую время и непредсказуемые изменения температуры случайным образом превратили в состав куда более таинственный и ужасный; короче говоря, в ту самую средневековую vinum sabbati , потребление которой на жутких оргиях бесовского шабаша служило источником потрясающих превращений, а при неправильном применении приводило и к несказуемым последствиям. Молодой человек, ничего не подозревая, регулярно запивает порошок стаканом воды после еды, и поначалу ему становится лучше. Постепенно, однако, улучшение сменяется рассеянностью; он часто отсутствует дома и кажется прошедшим отвратительную психологическую перемену. Однажды на правой руке его появляется мертвенно-бледное пятно, после чего он возвращается к своему затворничеству и запирается в своей комнате, не пуская более внутрь никого из домашних. Заехавший осмотреть его доктор уезжает в припадке ужаса, со словами, что ноги его больше не будет в этом доме. По прошествии двух недель сестра студента, проходя мимо дома, замечает в его окне жуткую тварь, а слуги сообщают, что пища, оставляемая возле запертой двери, остается нетронутой. Попытка связаться через дверь заканчивается звуком шаркающих ног и выраженным булькающим голосом требованием оставить его в покое. Наконец трепещущая от страха служанка приносит весть об ужасном событии: потолок комнаты, находящейся под той, в которой помещался Лестер, запятнан отвратительной черной жижей, которая уже заляпала слизистой мерзостью расположенную там кровать. Доктор Хабердин, которого все-таки уговорили вернуться, взламывает дверь в комнату молодого человека и несколько раз ударяет ломом омерзительную полуживую тварь, оказавшуюся за дверью. Она представляет собой «темную и разложившуюся массу, сочащуюся гнилью и тленом, не жидкую и не твердую, но текучую и преобразующуюся». Похожие на глаза жгучие точки сверкают из ее середины, и прежде чем с ней было покончено, она пыталась поднять то, что прежде было рукой. Вскоре после этого врач, так и не сумевший вытравить из памяти все пережитое, умирает на корабле, увозившем его к новой жизни в Америке. Мистер Мэкен возвращается к демоническому «малому народцу» в «Красной руке» и «Сверкающией пирамиде»; a в «Ужасе», истории военного времени, весьма убедительным образом рассматривает поучительную мистерию об отвержении современным человеком духовности и влиянии этого факта на тварей мира сего, которые вследствие этого начинают оспаривать его превосходство и соединяются ради уничтожения рода людского. Истинно тонко, переходя от чистого ужаса к подлинному мистицизму, написано «Великое возвращение», также повествующее о Граале и также являющееся плодом военного времени. Слишком хорошо известна, чтобы ее описывать здесь, легенда о «Лучниках», которая, будучи принятой за подлинное повествование, дала начало легенде об «Ангелах Монса» — духах старых английских лучников Креси и Азенкура, сражавшихся в 1914-м рядом с теснимыми рядами славных английских «старых ничтожеств».