Говард Лавкрафт - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

Началось с того, что внутри черной башни начался неуклюжий топот. Со стороны заброшенного сооружения некоторое время также доносилась странная гадкая вонь, но теперь она усилилась, сделавшись уже весьма ощутимой. Потом раздался треск дерева, и во двор перед хмурым восточным фасадом ухнул какой-то тяжелый предмет. Башня сделалась теперь невидимой, свечи не горели, но, пока предмет приближался к земле, люди успели заметить, что это доска из восточного окна башни.

И почти сразу после того непереносимая удушающая вонь обрушилась с незримых высот, повергая в дурноту трепещущих очевидцев, чуть не попадавших с ног. Воздух разом задрожал, словно от взмахов могучих крыльев, и внезапный порыв восточного ветра — куда более сильный, чем предшествующий, — набросился на шляпы и насквозь мокрые зонты толпы. В наступившей тьме ничего определенного увидеть было нельзя, но некоторые из тех, что глядели вверх, как будто бы видели, как на небе появилось облако тьмы — более густой, чем чернильная чернота ночи, — которая бесформенным облаком дыма со скоростью метеора метнулась к востоку. На этом все и закончилось. Очевидцы потеряли дар речи от страха, трепета и опасений и едва представляли себе, что нужно делать и нужно ли вообще что-нибудь делать. Но, не ведая, что случилось, они не оставили стражи, и через мгновение после того, как люди вознесли единодушную молитву, одинокая запоздалая молния пропорола пропитанные водой облака, за ней последовал оглушительнейший из раскатов. Через полчаса дождь прекратился, и усталые, насквозь промокшие очевидцы разбрелись по домам.

На следующий день газеты не уделили этим событиям большого внимания, ограничиваясь ущербом, причиненным бушеванием стихий. Оказалось, что жуткая вспышка и страшный удар грома были сильнее к востоку от Федерал-хилл, где также отмечалась жуткая вонь. С наибольшей силой явление это сказалось на Коллежской горке, где перебудило всех, кто мог еще спать, и дало отправную точку для возбужденных спекуляций. Из тех, кто бодрствовал, лишь немногие видели жуткую вспышку возле вершины холма и заметили необъяснимый поток воздуха, в своем стремлении вверх едва не сорвавший листья с деревьев. Сошлись на том, что одинокая молния поразила окрестности, хотя следов ее не удалось обнаружить. Юнец, задержавшийся в здании братства Тау Омега, будто бы видел гротескную и жуткую дымную тучу как раз перед вспышкой, но его наблюдению едва ли следует доверять. Впрочем, все свидетели сходятся в одном; с востока дунул ветер, принесший нестерпимый смрад, потом ударила молния. Очевидцы указывали и на сильный запах гари после удара.

Обо всем этом говорили с известной осторожностью, поскольку обстоятельства могли оказаться связанными со смертью Роберта Блейка. Из дома Пси Дельта, окна которого смотрят в кабинет Блейка, студенты заметили утром девятого числа бледное лицо его за стеклом… Им не понравилось выражение лица. Обнаружив его в том же положении к вечеру, они встревожились и проследили, зажжется ли свет в его комнатах. Потом позвонили в колокольчик в безмолвную квартиру и в итоге вызвали полицию.

Окоченевшее тело застыло возле окна, и, когда вошедшие заметили выкаченные, остекленевшие глаза, искаженные ужасом черты, они невольно отвернулись. Вскоре труп обследовал врач коронера и, невзирая на целое окно, заключил, что причиной смерти явилось поражение электрическим током или вызванный им нервный шок. Ужасное выражение на лице он игнорировал совершенно, считая его появление вполне вероятным для личности, наделенной столь аномальным воображением и к тому же явно неуравновешенной. Последнее позволили заключить книги, картины и манускрипты, обнаруженные в помещении, и вслепую сделанные заметки в дневнике. Блейк корябал их до самого конца, и правая рука его все еще сжимала карандаш с обломанным кончиком.

После того как погас свет, записи сделались несвязными и крайне неудобочитаемыми. Кое-кто из следователей, воспользовавшись ими, пришел к выводам, отличающимся от официального материалистического вердикта. Но подобные размышления имеют мало шансов на успех в консервативных умах. Этим наделенным пылким воображением теоретикам не помогло и то, что суеверный доктор Декстер выбросил и таинственную шкатулку вместе с граненым камнем, явно светившимся изнутри, — их обнаружили в шпиле, лишенном окон, — в одну из самых глубоких проток Нарангасетской бухты. Излишнее воображение и нервная неуравновешенность Блейка, усугубленные сведениями о культе зла, чьи давнишние следы довелось ему обнаружить, дают основание для доминирующей интерпретации последних лихорадочных записей, точнее, того, что удалось разобрать.

Свет все еще не включился — прошло уже минут пять. Теперь все зависит от молнии. Пусть Йаддит укрепит их силу!

…Какая-то сила прорывается… Дождь, гром и ветер оглушают… Тварь эта овладевает моим разумом…

Что-то случилось с памятью. Вспоминаю такое, чего прежде не знал. Другие галактики, другие миры… Тьму. И молния кажется темной, а тьма — Светом.

Не может быть, чтобы в этой тьме я видел холм и церковь на нем. Должно быть, отпечаток, сохраненный сетчаткой. Дай Бог, чтобы итальянцы вышли к храму со свечами, если молнии прекратятся.

А чего я боюсь? Разве не аватара Ньярлатотепа, в древнем и темном Кеме принимавшего человеческий облик? Помню Юггот и далекий Шаггай, предельную пустоту вокруг черных планет…

Долгий полет в пустоте… не могу пересечь вселенную света… воссоздан мыслями, уловленными Сверкающим Трапециоэдром… посылаю через жуткие пропасти света…

Имя мое Блейк, Роберт Харрисон Блейк, дом 60, Ист-Кнапп-стрит, Милуоки, Висконсин… Я на этой планете…

Азатот, помилуй! Молнии угасли — ужас — я все вижу ужасным чувством, которое не есть зрение, — свет сделался тьмой, а тьма светом… Эти люди на холме… стража… свечи… кресты… священники…

Чувство протяженности исчезло — далекое близко — близкое далеко. Нет света… стекла… вот шпиль… башня… окно… слышу… Родрик Ашер… безумец или теряю рассудок… тварь копошится, возится в башне. Я — это она, и она — это я… я хочу выйти… должен выйти, чтобы слить силы… Оно знает, где я…

Я — Роберт Блейк, но я вижу башню во тьме. Мутная вонь… Чувства преобразились… доска в окне треснула и поддалась…

…Йа… пган…йдд.

Вот оно… все ближе… адский ветер. Титанические сине-черные крылья… Йог-Сотот, спаси меня… горящий глаз… три доли его…

Это правда, что я всадил шесть пуль в голову своему лучшему другу, но все же надеюсь изложенным здесь доказать, что не совершил убийства. Прежде всего меня назовут безумным — более безумным, чем тот, кого я застрелил в палате аркхемской лечебницы. Но затем некоторые из моих читателей смогут взвесить каждый из приведенных мною доводов, соотнесут их с известными фактами и зададутся вопросом: а мог ли я полагать иначе после того, как перед моими глазами предстало доказательство реальности всего этого кошмара — та тварь на пороге?